David Eddings: Потаенный Город

– Декан Алтус, достопочтенные коллеги, супруги достопочтенных коллег, уважаемые гости… – Он сделал паузу. – Я кого-нибудь пропустил? – По залу пробежал нервный смешок. Слушатели пребывали в изрядном напряжении. – Я особенно рад увидеть здесь столь многих наших коллег с отделения современной истории, – продолжал Итайн, нанося первый укол. – Поскольку тема моего выступления весьма близка их сердцу, было бы куда лучше, чтобы они своими ушами услышали то, что я намерен им высказать, чем были бы вынуждены полагаться на недостоверные сведения из чужих уст. – Он одарил доброжелательной улыбкой своих набычившихся в первом ряду противников. – Вам хорошо слышно меня, господа? Или, может быть, я говорю слишком быстро – с вашей точки зрения?

– Это возмутительно! – протестующе воскликнул упитанный, обливающийся потом профессор, который восседал в первом ряду.

– Дальше будет еще хуже, Квинсал, – заверил его Итайн. – Если правда тебе не по вкусу, лучше уходи сейчас. – Он молча обвел взглядом слушателей. – Говорят, что поход за истиной есть наиблагороднейшее из занятий человека, однако в темных чащобах невежества рыскают драконы. Имя этим драконам – Политические предубеждения, Намеренное искажение, а также Обыкновенная тупость, упорствующая в своих заблуждениях. Наши отважные друзья с отделения современной истории в своем недавно опубликованном труде «Киргайское дело» храбро выступили на битву с этими драконами. С глубочайшим прискорбием вынужден сообщить вам, что драконы победили.

Ответом на эти слова были новые смешки и неприязненные взгляды из первого ряда.

– В этом учреждении никогда и ни для кого не было секретом, что отделение современной истории занимается не столько наукой, сколько политикой, – продолжал Итайн. – С самого своего основания оно пользовалось покровительством первого министра, и единственной причиной, оправдывающей существование данного отделения, была необходимость затушевывать его промахи и как можно тщательнее прятать его полную непригодность для своей должности. Я не сомневаюсь, что ни первый министр Субат, ни его соучастник министр внутренних дел Колата никогда не были заинтересованы в истине, но, господа, это же университет! Неужели мы не можем хотя бы сделать вид, что говорим правду?

– Чушь! – проревел кряжистый академик из первого ряда.

– Разумеется, – ответил Итайн, высоко поднимая копию «Киргайского дела» в желтой обложке. – Я и сам это заметил. Но если это чушь, профессор Пессалт, почему вы ее опубликовали?

На сей раз хохот был громче, и в нем потонула бессвязная попытка Пессалта дать достойный ответ.

– Итак, перейдем к этому великому труду, – продолжал Итайн, – Все мы внаем, что на самом деле пондия Субат – тупица, невежда и заговорщик, но единственное, что меня по-настоящему ввергает в недоумение в этом вашем «Киргайском деле», – это ваши постоянные попытки возвести стирика-отступника Заласту чуть ли не в ранг святого. Как, во имя Божье, может кто-то – даже такой ограниченный субъект, как первый министр, – почитать этого проходимца?

– Как ты смеешь так отзываться о величайшем человеке нашего столетия? – выкрикнул кто-то с первого ряда.

– Если Заласта – лучшее, что способно произвести на свет наше столетие, – беда нам и нашему столетию! Однако мы отвлеклись. Кризис, которые господа с отделения современной истории именуют «Киргайский делом», назревал в течение нескольких лет.

– Верно! – крикнули с сарказмом из первых рядов. – Мы и сами это заметили!

– Я очень рад за вас, – промурлыкал Итайн, вызвав в зале новый приступ смеха. – К кому же обратился за помощью наш болван первый министр? К Заласте, разумеется. И что же посоветовал Заласта? Послать за пандионским рыцарем принцем Спархоком из Элении. Отчего бы это имя эленийского дворянина сорвалось с уст Заласты чуть ли не прежде, чем он услышал вопрос, – особенно если иметь в виду печально известную враждебность эленийцев по отношению к стирикам? Разумеется, деяния сэра Спархока вошли в легенду, но что же такого было в этом человеке, что Заласта вдруг так затосковал по его обществу? И почему же Заласта предпочел не сообщать нам, что Спархок – Анакха, орудие Беллиома? Неужели этот факт каким-то образом ускользнул от его внимания? Неужели он счел, что дух, созидающий целые вселенные, не достоин того, чтобы о нем упоминать? Я не нашел ни единого упоминания о Беллиоме в опубликованной отделением современной истории куче птичьего помета. Намеренно ли вы упустили из виду величайшее событие нашей эпохи? Неужели вы были так увлечены тем, чтобы восхвалить вашего обожаемого Пондию Субата за политические шаги, которых он не предпринимал, что решили вовсе ни словом не упоминать Беллиом?