Монахи, вероятно, принадлежали к разным орденам. Они оба были в черных рясах, и у младшего на голове была привычная в здешних краях тонзура Западной церкви — выбритая макушка, обрамленная неширокой лентой волос. У второго же седые волосы были подстрижены коротко на затылке, зато оставлены на макушке. Проходимцы и воры из доков оставили этот факт без внимания — они повидали на набережной всяких людей, главное, чтобы у них водились деньги.
Монахи пошли в город, радуясь возможности размять ноги после долгого морского путешествия. Они миновали несколько шумных улиц, быстро удаляясь от широкой площади в порту и приближаясь к хитросплетению темных переулков. Монах с седыми волосами нес на плече свернутое одеяло, молодой монах тащил за спиной вещевой мешок. При входе в узкий переулок путники засомневались.
Провожатый принялся успокаивать их:
— Не бойтесь, друзья, это же Константинополь. Город мира, он способен напугать даже самых сильных, но идемте, позвольте мне проводить вас. Я буду вашим другом. Как вас зовут?
— Я Аземар, — ответил молодой монах. — А он Може.
— Что ж, добро пожаловать, Аземар и Може! Давайте я понесу ваши вещи.
— Наши вещи мы понесем сами, — сказал Може. Он говорил с сильным акцентом, не так, как молодой монах.
— Очень, очень мудро. Очень правильно держать все ценное при себе. Но меня вам опасаться не нужно. Идемте.
Монахи переглянулись. Може хлопнул Аземара по плечу.
— Нам же надо где-то ночевать.
Они пошли вслед за греком через квартал рядом с маяком, по нищим улицам, подобным сплетению корней, которые постепенно расползались по склону холма все ниже.
— Какие странные здесь дома, — заметил Аземар. — Один на другом. Зачем они так строят?
— Они строят дома вверх, чтобы занимать меньше земли, — пояснил Може. — Не везде в мире так, как у нас дома. Но, возможно, в один прекрасный день эти высокие постройки покажутся тебе такими же обычными, как дома во Франкском королевстве.
Аземар перекрестился.
— Сюда, вниз.
В переулке было темно даже в разгар дня. Он был такой узкий, что здесь едва смогли бы пойти плечом к плечу два человека.
Они вошли, первым рослый монах, за ним грек, а замыкал вереницу молодой монах.
— Мне кажется, я ни за что не найду дорогу обратно, — сказал Аземар.
— А тебе это и не потребуется.
Грек выхватил из-за пояса нож и ударил пожилого монаха в спину. Из темноты раздались крики, к ним подбегали какие-то люди. Один с дубиной, другой с доской, третий со скверным копьем.
Нож с треском распорол рясу Може. Грек отшатнулся, с изумлением уставился на сломанное лезвие.
Може развернулся и с размаху ударил грабителя кулаком в лицо, удар был настолько силен, что тот упал на булыжники, обмякший, словно оглушенный угорь. Аземар отступил к стене, быстро крестясь. Зато Може и не помышлял о молитве. Он двинулся на нападавших, встав между ними и своим товарищем.
Дубинка летела ему прямо в голову, только слишком медленно. Може шагнул вперед, уходя от удара, перехватил руку, сжимавшую оружие, вцепился греку в горло и ударил головой о стену.
Безжизненное тело съехало вниз. Може не дал ему упасть, он бросился на оставшихся грабителей, прикрываясь телом их товарища от ударов доски. Монах швырнул мертвеца на оставшихся двух негодяев и сам шагнул следом, нанеся новый чудовищный удар в лицо одного и опрокинув его на булыжники. Оставшийся грабитель бросил свое копье и попытался спастись бегством, однако Може выхватил из-за пояса небольшой топор, спрятанный в складках рясы, и метнул его в сумрак переулка. Топор угодил грабителю в затылок, и он распластался на земле. В следующий миг Може уже нависал над ним: обхватив голову грека обеими руками, он резко крутанул ее, ломая шею.
Аземар опустил руки — до сих пор он закрывал ими голову, словно ребенок, который ожидает, что отец ударит его.
— Ты убил всех.
Он говорил без всякого выражения, как будто сообщая товарищу, что сегодня тот хорошо выглядит.
Може выпустил мертвое тело и поднялся, ничего не ответив.
— Четверо — это впечатляет. — Аземар подошел к ближайшему телу, чтобы осмотреть. Он пощупал пульс, но пульса не было.
— Они были не бойцы, кроме того, не ожидали получить отпор. Любой воин герцога Ричарда справился бы с ними, — сказал Може.
— Лично мне они показались самыми что ни на есть громилами. — Молодой человек переходил от тела к телу, проверяя, не живы ли разбойники.
— Легко казаться бойцом, — сказал Може, — однако надо потрудиться, чтобы стать им. Настоящему воину в руку вкладывают меч еще в день его рождения. Таких, как мы, не одолеть каким-то жуликам.
Читать дальше