Госпожа Лигита прижала к глазам платочек.
– Ты ведь обещала помочь!
– Матушка Лигита, представьте, что вы вошли в комнату, полную ядовитых испарений. Что вы сделаете прежде всего?
– Ну… Вероятно, распахну все окна и двери, чтобы очистить комнату.
– Верно. Потому что иначе и сама надышишься той гадостью и тогда уже никому не поможешь. Скажите, чище ли стало в замке? Я не бездействую. И тот негодяй это знает, поэтому старается помешать мне. Он далеко не глуп и нашел самый верный способ – я борюсь за барона Яссона с самим Яссоном Гондвиком, и мешает он мне весьма успешно. Тому человеку надо, во что бы то ни стало, убрать меня из замка, и он своей цели достигнет. Мне осталось считанные дни пользоваться "гостеприимством" господина барона. Вскоре он категорически захочет распрощаться со мной, по какой причине, я не знаю, но она наверняка появится. Не противоречьте ему тогда, его волю надо будет исполнить.
– Ты оставишь нас!?
– К тому времени я успею кое-что сделать для господина барона, без защиты он не останется. Все будет хорошо, матушка Лигита. Вы не должны отчаиваться. Мы, друзья Яссона Гондвика обязаны твердо верить, что спасем его.
– Да помогут тебе Святые хранители! Научи, что я должна теперь делать, когда он запретил использовать твои снадобья? Как я могу помочь ему?
– Есть другие снадобья, которые он запретить не сможет, но они будут истинно панацеей для его измученной души.
– Какие?! Дай мне их!
– Вручить их невозможно, но у вас и без того их достаточно – ваше бесконечное терпение и любовь.
– Адоня… – Лигита смотрела недоверчиво.
Адоня движением руки остановила ее.
– Разочарованы? Ах, как напрасно! Душа Яссона Гондвика жива, я это знаю, я видела. Я видела, как безмерно страдает она и измучена уже настолько, что не имеет сил противиться злой воле. В ответ на ваши слезы и упреки он кричит и оскорбляет вас, но это душа его кричит от боли, что не слышите вы ее, вы, самый близкий человек не понимаете его страданий. Постарайтесь ежечасно помнить об этом и тогда сможете искренне прощать его. Да, больны не заслуженные обиды, но истинная любовь, это всегда самопожертвование. Не обижайтесь на него, это делает его еще несчастнее.
Госпожа Лигита смотрела на Адоню широко открытыми глазами, и они медленно наполнялись слезами.
– Девушка милая, – прошептала она, – почему у меня, старой женщины, нет твоей мудрости!? Почему всего этого я не сказала себе сама? Зачем я причиняла ему столько боли? Ведь нередко я нарочно изображала обиду, когда хотела добиться своего, и он не мог устоять, сейчас же соглашался со мной. Ах, как горько теперь! Почему раньше мне никто не сказал таких слов!?
– Не казнитесь за прошлое. Что толку от этого? Исправлять это надо иначе – простите его от всего сердца, не затаив ничего. Если сможете, непременно почувствуете, как легко вам станет. Но самое главное – искренним прощением вы снимите с души барона Яссона вину за нанесенные обиды, и ему тоже стает легче, хотя причины этого он и не поймет. Да ведь это не важно.
– Всевышний, дай мне мудрости! Неужто это истинно так?
– Да, матушка Лигита. Люди должны бы прощать друг друга в своем сердце, а не копить, не хранить черные обиды на ближнего. Это яд. Если бы они знали и умели… Впрочем, если и знают, то хотят ли? Трудно быть по-настоящему добрым, злым – гораздо легче. Но как много выправилось бы искалеченных судеб.
– Сколько тебе лет, Адоня? – тихо спросила Лигита. – Как соотнести твой юный облик с мудростью старости? И эта мудрость должна таиться в лесах, бежать от людей? Почему!?
– Не знаю. Я об этом не думала. На все воля Предвечного. Но, может быть, как раз за то, что нам известны эти истины, мы и стали гонимыми. Рано еще говорить их людям. Мы только смущаем людей, говоря, что они дурны, озлобляем и вместо пользы получается обратное. Нельзя научить добру. Надо позволить в полной мере вкусить от сладкого плода и от горького, и дать возможность сделать выбор. Самому – и никак иначе. Мы же пытаемся сделать выбор за них, чтобы избавить от горечи. Увы… Теперь, не сочтите меня неучтивой, матушка Лигита, но у меня так мало времени, чтобы тратить его впустую.
Адоня старалась избегать встречи с Консэлем. Она рада была видеть доброго, мудрого старика, в беседах с которым душа ее отдыхала. Он стал ей верным другом. Но она знала – Эстебан сказал не пустые слова, за легковесной формой предостережения от Адони не укрылась его жестокая суть.
Читать дальше