Пол Андерсон - Миры Пола Андерсона. Т. 10. Сага о Хрольфе Жердинке

Шведами тогда правил конунг Эгиль. Подобно другим Инглингам, он приносил щедрые жертвы богам и, кроме того, занимался, колдовством. Может, ему не удалось какое-нибудь заклинание, но, как бы то ни было, однажды бык, приготовленный для жертвоприношения, разорвал путы, расшвырял тела рабов, уже принесенные в жертву Одину, и скрылся в чаще. Долго он бродил по округе, наводя ужас на людей. Наконец конунг Эгиль вместе со своими ловчими отправился на охоту за ним в густом лесу он потерял из виду своих спутников и неожиданно налетел на быка. Конунг метнул копье. Бык рванулся вперед и, опрокинув коня, сбросил конунга на землю. Эгиль выхватил меч. Но бык успел ударить первым. Рог пронзил сердце конунга. Тут появились королевские ловчие и покончили со зверем. Тело Эгиля унесли в Упсалу, там его и похоронили.

У покойного конунга был брат по имени Оттар. И вот закипела борьба за власть между Али сыном Эгиля и Асмундом и Адильсом сыновьями Оттара. Война бушевала в Свитьод много лет. Наконец Асмунд пал, а побежденный Адильс бежал в Гаутланд. Конунг гаутов Хардред поддержал его. Но когда его войско вторглось в Свитьод, Али вновь одержал победу и Хардред погиб.

Наконец гауты, как они того давно хотели, выбрали своим конунгом Бйовульфа. Он обратился за поддержкой к своему родичу и другу Хроару. Тот послал войско, и наконец в битве на льду озера Венерн Али был убит. Адильс въехал в Упсалу и был провозглашен конунгом шведов.

Хроар и Бйовульф возлагали большие надежды на благодарность нового государя Свитьод. Адильс не был воинствен, зато больше, чем любой другой Инглинг, склонен к колдовству. Казалось, что, добившись своего, он не будет вмешиваться в чужие дела.

И все же братья Скьёльдунги, помогая Адильсу, совершили, сами того не ведая, ошибку. Правда, не скоро им пришлось убедиться в этом. Пока же к ним подступили другие беды.

Месть королевы Олоф грянула вскоре после того, как минуло семь лет с того дня, как на пустынном берегу Хельги встретил Ирсу.

Бедному хуторянину не оставалось ничего другого, кроме как отыскать королеву Олоф и поведать ей, как пришел с моря чужой человек, назвался датским конунгом и увез с собой девочку, которую она оставила ему на воспитание. Слушая его, королева сидела неподвижно, только слабая улыбка кривила ее губы. И с этого дня она принялась с жадностью ловить всякую весть из Дании. Впрочем, новости доходили не быстро, ведь Олоф не подавала виду, что что-то произошло, и ее люди по-прежнему боялись упоминать при ней о Хельги сыне Хальфдана. Но так или иначе, она узнала, что он женился на некой Ирсе, чьи родители были неизвестны.

— Ты пожнешь горе и позор, Хельги, там, где сеешь радость и честь, — поклялась сама себе Олоф.

Время шло, но она все еще не могла решиться. Более того, она наслаждалась предвкушением беды, которая ожидала Хельги. Прежде всего ей надо было убедиться в том, что у Хельги не будет пути назад. Пока же она продолжала плести сети союзов с другими племенами саксов на юге и с ютами на севере. После того, что случилось с жителями островов, соседние вожди наконец поняли, что должны, если хотят сохранить свою свободу, держаться друг друга, и Олоф, не торопясь, трудилась над этой сетью до тех пор, пока не увидела, что даже жадность и сварливость мелких вождей не смогут ее разорвать.

В конце концов Олоф объявила, что отправляется в Данию для переговоров со Скьёльдунгами. Народ обрадовался: грядущая война грозила торговым делам. У нее было только три корабля. Никому не показалось странным, что королева отплыла как раз тогда, когда Хроара и Хельги не было дома, поскольку они объезжали местные тинги. Ее люди решили, что она, верно, рассчитывает познакомиться с их королевами и расположить их к себе, чтобы те замолвили за нее слово перед своими мужьями.

Корабли саксов вошли в Роскильде-фьорд и встали к городским причалам. У пристаней молодой столицы уже вовсю сновали купцы. Они суетились около складов и пестрых лавок, выхваливая живой товар — мужчин, женщин, лошадей, собак, свиней, скот, и тут же, вместе с животными, детей: там продают девку, здесь чужеземца из франкской земли — шум, гам, мелькание красок. Город окружал высокий частокол со сторожевыми башнями по углам: на них поблескивали шлемы и кольчуги стражи, торчали колья с насаженными на них головами казненных разбойников. За стеной виднелись дерновые крыши множества домов, и сейчас, в летнюю пору, эти крыши цвели и зеленели. Пахнущий чабрецом дым подымался навстречу кружащимся, точно снежинки в пургу, крикливым чайкам.