Андрэ Нортон - Год Крысы

Куинзелль чуть покачнулся, затем снова выпрямился. Его лицо заострилось, напоминая крысиную морду. Трехлезвийное копье полетело в Хинккеля. Я чуть качнула амулет на цепочке. Я не заметила соприкосновения луча и этого оружия, когда снова подхватила амулет, но копье перевернулось и упало, не долетев до цели. В то же мгновение Каликку поспешно и грубо оттолкнул меня в сторону. Прежде чем он успел отпустить меня, Хинккель закричал, и голос его эхом раскатился над площадью:

— Время НАСТАЛО!!!

Обеими руками он прижал конец своего оружия к себе, как мог бы схватиться за меч, вонзенный в свою грудь.

Я мог сфокусировать взгляд только на туманной колонне и ее сердцевине, когда по ней ударил луч сияющего света. Я не помнил, как целился. Смутное воспоминание… так уже случилось раньше… и после этого я потерпел поражение!

Туман исчез вместе с лучом. Владыка пустоши стоял передо мной напряженный, как натянутый лук. Я понимал, что он готовится прыгнуть и вцепиться мне в горло. Руки мои, ослабевшие и бесполезные после последнего ничтожного усилия, бессильно упали.

Но между мной и врагом вдруг появилась рука сжимающая меч. Я знал, что его невозможно убить сталью. Мое собственное оружие скатилось вниз по окровавленным ступеням.

Передо мной вдруг возник шар света. Каким-то образом, вскинув руку, я сумел поймать его. То, что последовало за этим, несомненно, не могло произойти ни в одном из миров, которые я знал.

Куинзелль задержался, чтобы расхохотаться, и в него ударили мелкие брызги воды. Изо рта его вырвался такой вопль, словно его вздернули на дыбе. Когда вода попала на его тело, она стала выглядеть зеленоватым пятном, сбегающим вниз от горла, и плоть там, где она касалась его, расползалась и отслаивалась. Хотя он не упал, все больше клочьев кожи и мяса отваливалось от его костей. Лицо его оставалось неповрежденным, я мог предположить лишь, что Куинзелль был не человеком, а скорее неким конструктом, куклой наподобие тех, что так искусно делала Равинга. Если так, то его голова…

Кости его сияли белизной. Я видел, как вздымались ребра там, где с них отвалились клочья плоти. Но глаза его по-прежнему сверкали, и, хотя он больше не кричал, я понимал, что он все еще жив.

Он был жив и сражался. Теперь уже я закричал от муки и почти сдался — поскольку он вторгся в мой разум, стараясь подчинить меня. Откуда-то пришло тепло, обещающее помощь. Я не знал, зачем поднял руку к голове, где огонь вгрызался в меня внутри моего черепа. Но и у меня тоже было пламя, и оно было сильнее прочих.

Передо мной стоял почти лишенный плоти скелет. Одна голова оставалась невредимой. Невредимой, живой и полной такой ярости, что она была чуть ли не осязаемой. Неужели этот демон пустоши действительно бессмертен?

— Бросай!

Приказ прозвучал хоть и не в моей голове, но больно ударил в уши.

Бросать что? Я с трудом осознал, что в моей руке снова находится что-то тяжелое. Еще один шар огня и света, как и прежде! Со страхом и надеждой я метнул его!

Вопли и визг — не мои, той твари, которой я противостоял. Скелет вскинул костяные руки, вцепившись в свое лицо, словно пытался удержать его, но оно расползалось под его пальцами. Но создание Тьмы все еще стояло, и красные глаза демона смотрели на меня с лишенного плоти черепа.

— Здзислав!

Череп повернулся, уставившись мне за спину, челюсти его открылись, показывая острые зубы. Он произносил какие-то слова. Я сжал свою голову, звон в ней казался ужаснейшим из мучений. Я больше не мог выдержать. Указав на этот костяной ужас, я выкрикнул:

— Именем Света и Высшего Духа — изыди!

Дождь костяных осколков стал убедительным свидетельством — Темной воли больше не существовало.

Та, которая здесь и сейчас звалась Равингой, стояла перед огромным входом на самом краю ступеней, спускавшихся к полю боя. Вода утекала, унося с собой тела крыс. Бесчисленное множество их лежало грудами, как целые дюны зловонной падали. Люди Внешних земель, павшие в бою, защищая свободу своей родины, лежали во дворце у нее за спиной надлежащим образом приготовленные к погребению. В небе разливался серый предрассветный сумрак. Она стояла, ссутулившись, хотя с плеч ее упало огромное бремя, тяжести которого никто и представить себе не мог. Она услышала вопрошающее мяуканье, почувствовала, как кто-то дергает ее за край плаща. Она наклонилась и прижала к себе Виу.

— Сделано, маленький, и сделано хорошо — здесь! Но еще не все закончено. — Она говорила вслух, и та, что подошла было к ней, замешкалась.