Фергус - Мальчик

Секретарь молча протянул ему бумагу.

С трудом подавляя зевок, Люций принял листок и лениво пробежал глазами чернильные строчки. Потом нахмурился и прочитал заново, уже медленнее. Сон как рукой сняло. Люций почувствовал, как спина под трёхслойными одеждами покрывается ледяным потом. Неужели это чудовищное обвинение - правда?

Когда он оторвал глаза от бумаги, разъярённая толпа крестьян уже втащила в зал свою жертву. Многочасовое ожидание в приёмной ничуть не охладило их пыл. Самые агрессивные из крестьян награждали обвиняемого пинками, плевками и отборным матом.

Преступником была женщина. Молоденькая и очень симпатичная, несмотря на бледность, осунувшееся лицо и синяки под глазами. Тяжёлая копна спутанных чёрных волос падала ей на спину, а глаза были серебристо-серыми. Почти как глаза Реи. Люций вздрогнул.

- То, в чём вы её обвиняете, правда? - спросил он, ощущая комок в горле. Крестьяне хором загалдели.

- Правда!

- Конечно, правда!

- Правда, господин князь! Богами клянусь!

- Мы сами видели! Верно, Фрол?

- И её видели, стерву! И змея!

- Огромного-преогромного!

Женщина на все упрёки отвечала молчанием. Она лишь подняла голову и посмотрела на князя. В её глазах не было ни мольбы, ни отчаяния, ни страха, а только такая обречённость, что у Люция засосало под ложечкой.

По закону нужно было провести расследование. Люций знал это, ведь недаром же он в юности по настоянию деда изучал юриспруденцию. Да даже и не по закону, а по элементарной справедливости.

Вот только, когда дело касалось нечисти, теряли силу и закон, и справедливость. Потому что в этом случае на кону стояли жизнь и смерть. И всё, что оставалось Люцию, это назначить несчастной преступнице наиболее мягкую казнь.

- Повесьте её! - хрипло приказал он. - А тело сожгите.

Крестьяне встретили этот приказ с мрачным удовлетворением. Один из них отделился от общей толпы и шагнул к трону. В руках он держал какой-то свёрток.

- А что делать с этим ?

Крестьянин развернул свёрток, и князь увидел крошечного младенца. Наверно, он родился совсем недавно, возможно, в одну из предыдущих ночей, таких же мрачных, как эта. Крестьянин смотрел на ребёнка с отвращением, но при этом младенец вовсе не был уродом. Единственным его пороком можно было назвать лишь болезненную слабость. Такие крошечные хилые дети обычно не выживают.

Люций снова посмотрел на женщину. Она больше ничем не напоминала его жену, кроме глаз. У Реи они более мягкие, с голубым оттенком, но в общих чертах разрез и расцветка были похожи. Для того чтобы произнести следующие слова, Люцию потребовалось собрать всё своё мужество.

- Убейте его.

- Господин князь, - женщина неожиданно заговорила. - Пожалуйста, не губите ребёнка. Убейте меня, я знаю, я заслужила наказание. Но разве вы не видите, какой он слабый? Он и так умрёт через несколько дней. Пусть хоть немного подышит воздухом.

Люций застыл в нерешительности. Безумством было бы выполнить её просьбу. Да и какой в этом смысл? Ребёнок всё равно умрёт, от меча или от собственной слабости, раньше или позже, не имеет значения. Но всё-таки что-то мешало ему отказать ей в этом последнем желании.

Выход, как ни странно, нашёл секретарь.

- Господин, - позвал он. - Нашему доктору любопытно было бы изучить ребёнка. Младенец не зверь, в лес не убежит. А убить его вы всегда успеете.

Крестьянам этот совет не понравился. Они глухо заворчали. Но князь уже принял решение.

- Да, так и поступим. Отнесите его к доктору! - приказал он. Секретарь вытащил ребёнка из рук крестьянина. Младенец проснулся и запищал, но так слабо, что на него никто не обратил внимания.

На секунду в потухших глазах женщины мелькнула благодарность, и от этого Люцию стало только хуже. Зачем благодарить, если ребёнок всё равно погибнет? Но пусть уж она хоть немного порадуется перед смертью. Он незаметно кивнул обречённой и махнул рукой стражникам.

Двое одетых в кольчуги мужчин подхватили хрупкую женщину и потащили её из зала. Крестьяне, мрачно ухмыляясь, последовали за ними. Люций не сомневался, что все эти люди утром придут посмотреть на казнь.

В пустом тронном зале остался только он да секретарь с плачущим младенцем на руках. Князь жестом велел секретарю подойти ближе. Прежде чем взглянуть на ребёнка, он на мгновение заколебался. Любопытство боролось в нём с опасением.

Вблизи младенец выглядел точно так же, как издалека. Самый обыкновенный ребёнок, только чересчур хлипкий. Он был лысым и сморщенным, как орех, и таким тощим, что князь мог бы пересчитать каждую косточку. Слабые кривые ножки, слабые ручонки. С таким телом он обречён.