Виктор Некрас - Ржавые листья

Некрас вздрогнул и оборотил к ней лицо.

— Нам надо добыть меч Святослава, — сказала она тихо.

— Ого, — Волчар невольно присвистнул. — А я здесь при чём?

— Ты — сын Военега Волчьего Хвоста. Единственного из гридей, кто был при Святославе в его последнем бою и уцелел.

— Так вам к отцу надо, — засмеялся Волчар. — Не я ж там был-то!

— Неплохо бы, — обронил Витязь. Похоже, он и женщина были здесь главными. — Но к твоему отцу добраться нам труднее, да и тайну надо соблюдать. Чем менее народу знает про наши дела, тем лучше. И для дел, и для народа.

Некрас прищурился. Что-то ему эта тайность поперёк горла была.

— А зачем вам этот меч? Что в нём такого?

— Это не просто меч, — пояснил терпеливо Прозор. — Этот меч был выкован для самого Перуна в небесной кузне. Такие мечи попадают на землю очень редко. Может, раз, может два раза в тысячу лет.

— И что? От него сильнее станешь? Он лучше рубит, раз небесный? Его латы не держат? Или удлиняться может на десять сажен?

— Да нет, — усмехнулся чародей криво и бросил на остальных Тайных странный взгляд. Волчар мог бы поклясться, что он хотел сказать: и этот мол, таков же, как вы. Витязь поёжился, Колобок вздохнул с притворной сокрушённостью, Щап рассерженно засопел. И только женщина осталась невозмутима. — Силы он своему обладателю не добавит. И длиннее не станет. Доспехи его не держат, это верно. Да только это не главное.

— А что — главное?

— В нём — сила богов. Воплощённая Перунова мощь. За вождём, у которого такой меч, пойдут на смерть куда охотнее, чем за обычным. Ибо если ему покорился этот меч, значит, он отмечен богами.

Некрас коротко покивал. Что-то такое он слышал уже от отца, когда тот рассказывал ему про походы своей молодости. Что-то говорил и про судьбу меча… только вот вспомнить бы, что.

— Ну, сила богов, — пожал он плечами, одновременно морщась от назойливой мысли, кою всё никак не мог ухватить за хвост. — А вам-то она зачем? Вы ведь не вожди. Не князья.

Краем глаза он заметил непонятную тревогу, метнувшуюся в глазах женщины, заметную даже сквозь прорези в скурате. Удивился — с чего бы это. И тут же понял — всё. Не вспомнить. Мысль, коя вертелась на уме, ушла, ускользнула змеёй в песок.

— И ты ещё спрашиваешь, — зачем? — заледеневшим голосом спросил Витязь, а Щап сжал сухими пальцами подлокотники кресла так, что Волчару показалось: ещё миг — и от них брызнет мелкая щепа. — Ты, сын Волчьего Хвоста? Где проходила межа Руси при Святославе? Волгу суры звали Русской рекой! А ныне? Печенеги к самому Киеву подойти могут! Надо вернуть величие Русской земли!

Несмотря на напыщенность, слова эти прозвучали отнюдь не глупо, как могло бы показаться. Тем паче, что никто из Тайных не расхмылил в ответ на красивое выражение.

Волчар закусил губу. Да, величие вознести было бы неплохо. И ради того хорошо бы вернуть меч Святослава. Да только как? И при чём здесь он?

Должно быть, последние слова Некрас произнёс вслух, понеже Прозор твёрдо сказал:

— Только ты можешь нам помочь. Никто более.

— Да как? — почти выкрикнул Некрас.

— Я могу пробудить твою родовую память, — размеренно сказал Прозор.

— Как это? — не понял Волчар.

— Волшебством, — пожал плечами чародей. — Ты вспомнишь всё, ну или почти всё, что помнили твои предки. Самые яркие мгновения их жизни. И ты обязательно вспомнишь, как погиб князь Святослав и куда делся его меч. Но это может быть опасно для тебя.

— Чем? — Некрас изо всех сил старался, чтобы его голос не дрогнул. Он не боялся честной смерти — погибнуть в бою или на охоте, от стали или звериных зубов. Но смерть от волшебства — наглая смерть, и душа не получит должного, а то упырём станет.

И всё-таки что-то в нём хотело этого приключения. Острая жажда действия, чего-то яркого и необычного.

— Кабы знать, — грустно ответил Прозор, и в этот миг он даже стал приятен Некрасу.

— Ладно, — махнул рукой кметь. — Давай!

Лавка, хоть и деревянная, холодила голую спину Волчара, словно камень. Чародей непонятно отколь достал кувшин, плеснул в серебряную чашу, добавил какие-то травы. Что-то размеренно бормоча, он плавно водил рукой над чашей. Оттоль сначала пошёл пар, потом — дым, скоро вода в чаше уже клокотала, брызгая через край.

— Пей, — протянул чашу Прозор.

Чаша оказалась неожиданно холодной, а внутри вместо воды оказалось вино, настоящее кипрское. Некрас удивлённо вскинул брови, но опорожнил чашу, не раздумывая. В ноздри ударил странный запах: резкий, но приятный. Вкус тоже был странным — сквозь вино пробивался шалфей, тирлич, мяун и что-то ещё, неузнанное — не был Волчар травником, вой он был, кметь.