Вымышленные рассказы про Конана были совершенно не по вкусу Новэлин. Ей больше нравилось заниматься дневниками и мемуарами, она собирала различные выражения и описания для того, чтобы потом использовать их на уроках в школе. Несмотря на то что она полагалась на компетентность Боба, когда речь шла о том, как лучше продать рассказ, девушка надеялась, что сможет написать произведения, имеющие большую литературную ценность, чем приключенческие рассказы для дешевых журналов.
Роберт, в свою очередь, с пренебрежением относился к дневникам и заметкам Новэлин. «Ты никогда не станешь профессиональным писателем, — говорил он, — если будешь целиком сосредотачиваться на своей работе в школе». Когда она настаивала на том, чтобы Боб изучал человеческую натуру, чтобы придать большую правдоподобность его вымышленным героям, он презрительно фыркал, утверждая, что большинство людей — просто круглые идиоты. Тем не менее в этом Новэлин была права. Говард бы понял, как важно четко схватывать малейшие нюансы в характере и личности каждого человека, если бы дорос до чтения более серьезных журналов, не говоря уж о «серьезной» литературе. Но ему не суждено было это понять, потому что Роберт жил крайне уединенно и почерпнул большинство своих знаний о людях и разных странах из книг по истории и приключенческих романов.
Для Роберта Говарда создание рассказа было интуитивным процессом. Когда он придумывал образ главного героя и события, которые должны были с ним произойти, то чувствовал, будто герой сам начинает писать этот рассказ. Поэтому он отвергал действительность и настоящих людей, которых Новэлин пыталась заставить его изучать. За исключением некоторых стилистических подражаний, большей частью бессознательных, творчество Говарда не было подвластно его сознанию; лучшие свои произведения он написал, когда ничто не препятствовало свободному полету его фантазии. Соответственно, он не признавал образование и литературные изыскания в качестве пути к приобретению писательских навыков; возможно, писателю, работающему в жанре героической фэнтези, стоило придерживаться именно этого, второго пути.
Более того, Роберт пытался отговорить Новэлин от дальнейшей учебы, настаивая на том, чтобы она больше времени посвящала сочинению своих произведений, а не работе в школе. Его уговоры граничили с требованиями, так как он все больше ревновал к любому, кто хоть на какое-то время завладевал вниманием Новэлин. Когда она обмолвилась, что ее начальник, директор шкалы Нэт Уильямс, — замечательный человек, Боб вдруг обнаружил, что испытывает к нему ненависть. Он также невзлюбил тех из ее учеников, которых она считала особенно одаренными.
Но Новэлин нельзя было сбить с толку этими нападками на образование. Она почувствовала, что вышла из того возраста, когда отвергается любая дисциплина, особенно умственная. Она знала, что главным убеждением Роберта было: Не стоит даже жить, если кто-то думает, что имеет какое-то влияние на тебя.
Новэлин была твердо уверена в том, что любому человеку, а писателю в особенности, высшее образование пойдет на пользу. Она считала, что Боб совершил ошибку, когда отказался поступить в университет; сама она планировала продолжить образование, чтобы получить ученую степень. Роберт яростно отрицал оба довода. В результате этих бесконечных споров беспокойство и сомнения, терзавшие его, выливались в яростные скандалы. Тогда обычно такой мягкий, спокойный голос Роберта переходил в крик; с его губ срывались нарочито неуклюжие фразы: Ничего-то я не знаю; не получил я никакого образования, как ты! В гневе он колотил кулаком по рулю, однако никогда не давал Новэлин повода беспокоиться за собственную безопасность.
Несмотря на разногласия во мнениях и частые размолвки, которые могли предвещать конец их дружбы, Новэлин и Боб продолжали наслаждаться обществом друг друга. Иногда Роберт на ходу сочинял истории: Слушай, девочка! Однажды, давным-давно, на острове посреди океана существовала давно исчезнувшая страна Атлантида… — и начинал рассказывать историю о безумных приключениях в своей прошлой жизни, когда он был атлантом. Тогда в нем пробуждалось все его природное обаяние: он был нежным, открытым, добрым.
Иногда они дружески спорили о религии. Роберт мог придерживаться самых разных взглядов — методистов, кэмпбеллитов, верующих в переселение душ, философов-скептиков. Они обсуждали Трактат о божествах X. Л. Менкена и спорили по поводу книги Уильяма Джеймса «Разнообразие религиозных опытов».
Читать дальше