Спустя какое-то время мы с братцем Бакнером притомились от бестолковой возни на полу среди обломков мебели и опрокинутых плевательниц. Тогда, ослабив хватку, мы одновременно поднялись на ноги, после чего я тут же вдребезги разнес об его голову колесо от рулетки, а он, не желая оставаться в долгу, так врезал мне в челюсть, что я пролетел сквозь зеркало бара, осыпаемый дождем битого стекла и щедро поливаемый струями виски, рекою хлынувшего из множества разбитых бутылок. От столь сильного сотрясения с потолка салуна сорвался подвесной светильник, из которого прямо за шиворот моему братцу вылился целый галлон почти что кипящего свечного сала.
Покуда он, шипя от боли, соскребал с себя это сало, я кое-как выкарабкался из-под ароматных руин бывшего бара и отправил свой правый кулак в путешествие аж от самого пола. Преодолев путь длиною не менее девяти футов, кулак смачно въехал в нижнюю челюсть братца Бакнера, отчего тот врезался спиной в противоположную стену салуна, проломил доски и вылетел наружу, оставив в стене изрядную дыру. Насколько мне теперь помнится, именно тогда крыша салуна и обрушилась внутрь.
Некоторое время я лихорадочно брыкался, стараясь сбросить придавившие меня обломки крыши, а затем ко мне весьма своевременно подоспела помощь в лице Медведя Бакнера. Он быстро раскатил по сторонам обвалившиеся бревна, раздвинул рухнувшие балки, и спустя пару минут я уже выбрался из-под груды мусора на свежий воздух.
— Положим, чуть позже я справился бы с этим делом и сам, — пропыхтел я. — Тем не менее весьма обязан.
— Не стоит благодарности, — проворчал Бакнер. — Знать, недаром говорится: кровь родная — не водица!
С этими словами он вернул мне должок, нанеся такой удар в челюсть, что я пролетел ровно семнадцать с половиной футов, после чего приземлился в двух шагах от стены дома, в котором обитал мэр Кугуарьего Хвоста. Буквально в ту же секунду мой двоюродный братец снова оказался рядом и принялся деловито пинать меня сапогами, притом норовя как можно чаще попадать по голове. Однако все его усилия оказались тщетными, помешать мне подняться на ноги он так и не сумел.
— Прочь! — истошно завопил вывернувшийся из-за угла мэр. — Счас же прочь от моего дома!
Но было уже слишком поздно. Я с такой неистовой силой влепил своему братцу прямо промеж глаз, что он также пролетел по воздуху ровно семнадцать с половиной футов, а затем врезался прямехонько в сложенную из булыжника дымовую трубу мэрского дома, пробив ее насквозь своей головой. Труба накренилась, несколько раз качнулась из стороны в сторону и обрушилась вниз, почти с головой засыпав моего противника обломками битого камня.
* * *
Однако, будучи Бакнером из Техаса, братец Медведь очень шустро поднялся на ноги. Причем не просто поднялся, но успел по дороге выудить из груды мусора булыжник размером с хороший арбуз, который не замедлил тут же расколотить вдребезги об мою черепушку. Такое недостойное поведение привело меня в самую ярость, поскольку мне стало ясно: мой соперник вовсе не намерен сражаться честно, как подобает истинному джентльмену. Раз такое дело, то я выдрал из стены мэрского дома дубовое бревно, которым с размаху врезал позабывшему честь и совесть негодяю чуть пониже левого уха. И тогда братец Медведь снова рухнул лицом вниз, в мусор и пыль. Но на сей раз он уже больше не встал.
Покуда я восстанавливал дыхание, утирая со лба пот, заливавший мне глаза, ликующие граждане Кугуарьего Хвоста повылазили из своих убежищ, а шериф во всеуслышание громогласно объявил:
— Ты отлично потрудился, Элкинс! Отныне ты вновь свободный человек!
— Черта с два! — неожиданно завопил вышедший из транса мэр Миддлтон. Ноги мэра сами собой выделывали такие кренделя, будто он исполнял военный танец апачей, а с его губ срывались невнятные проклятия, перемежаемые глухими стенаниями. — Нет, вы только посмотрите на мой дом! И на мой салун! Я уже не говорю про мой бывший чудесный магазин! Я разорен! Шериф, немедленно арестуйте этого человека!
— Которого именно? — холодно поинтересовался шериф.
— Нну-у… я думаю, вон того, — с явной горечью в голосе сказал мэр, — который из Техаса. Во всяком случае, он пока без сознания, так что приволочь его в тюрьму, пожалуй, не составит большого труда. А второго гоните прочь из города. В шею. И чтобы глаза мои его здесь больше никогда не видели!
— Эй, вы там! — возмущенно заявил я. — Нельзя ли малость полегче! Не вздумайте арестовать моего братца Бакнера! Об этом уговора не было!
Читать дальше