Марина Андреева - Ведьмина книга

— Кровинушка? — растеряно повторила гостья.

— Да ты присаживайся, я побаю. Светка вон тоже глазами хлопает.

Вскоре все трое удобно устроились за старым колченогим столом со старомодной скатертью ручной вязки, покрытой прозрачной клеёнкой. На деревянной подставке парил старый с отбитой местами эмалью чайник, сахарница, чашечки, блюдца, пиалы с медом и каким-то вареньем, пироги.

— Так вот, — разлив по чашкам, начала своё повествование пожилая женщина. — Жили мы со старшей сестрой, Варькой, неподалеку возле озера. Пришли военные, кого просто выгнали с насиженных мест, а особо упертых истребили. Мать-то уже схоронили тогда, а отца куда-то угнали. Мы с Варькой девками малыми ещё были, и нас не тронули. Какое-то время жили вдвоём. Потом приблудился беглый старик священник, а следом народ эшелонами в наши края подался. Кто-то семьями, но больше бабы одинокие или с детьми. Занимали заброшенные дома, да и обживались помаленьку…

— Я-то тут причем? — не выдержала Маша.

— А ты наперед не забегай. Слушай, коль старшие говорят, — упрекнула девушку рассказчица. — Жили поначалу дружно. Да и не до раздоров было. Легко ли хозяйство с пустого места налаживать? Мы чем могли помогали. Кому по первости молочка, кому яйца. Хоть и малые были, а скотину сами содержали. Священник нам посильно помогал, помнится. Иногда у кого дитё захворает, или роды принять надобно, так Варька, не боясь пересудов, всё делала. И за хворой скотиной смотреть приходилось. Травы для отвода глаз использовала. Не нужны они ей были, да иначе суеверные, несмотря на доброту и помощь, вообще на костер отправили бы. Рискованно это было, но коли люди просят, как отказать? А потом приехали партийные. Ячейки создавать, совхоз организовывать. В то время Варька бурным цветом расцвела и о любви всё мечтала, о единственном, неповторимом. Да только где ж ему взяться, коль на деревне баб в пять раз больше, чем мужиков? Так вот один партийный припугнул её, мол, или… — старушка сделала многозначительное лицо, — или отдам под трибунал и тебя, и сестру. Поглумился и укатил восвояси, а Варька-то хворой себя почуяла. Как поняла она, что ребенок у неё будет — руки на себя наложить хотела. Мы со священником на силу её утихомирили. Но она всё одно толковала: грех на душу возьму, а его выродку всё равно жизни не дам. Благо понесла она в начале лета, беременность в тайне удалось удержать. К осени Варька больной сказалась и в селение не выходила. А с холодами ничего не видно под одёжей стало. Родила она в середине марта, да тут же хотела дитя жизни лишить. Да только родилась девочка, да такая милая, что у неё рука не поднялась. Варя ей даже имя дала — Елена. На том всё и кончилось, видеть дитя она не желала. Тогда священник увёз куда-то малышку. Сказал, что в приют сдал. А мужики как почуяли, что она теперь не девица, а женщина, и как с цепи сорвались. Бабы вызверились и месть затеяли. Не стало Варьки.

— Да, мама в марте родилась, — подтвердила девушка, про себя отмечая, что помнит историю с партийцем немного в иной интерпретации, а фрагмента с беременностью и родами вообще не было в её снах.

— Может, отец что-то рассказывал? — поинтересовалась старушка.

— Папа изредка вспоминал о ней. Но я не особо интересовалась. Я ж её не знала.

— Ну, тебя тоже понять можно, коль ты и в глаза-то её не видывала никогда. Ну, а так… на фотокарточке, бабушка твоя… — и, опустив взгляд, Клавдия добавила: — Но она умерла давно…

— Знаю, — взглянула на неё Маша. — Народ глупость сотворил. Хотя их тоже понять можно. Она довольно эгоистична была, всё только со своей точки зрения видела.

— Может и так, но я тоже хороша. Могла же заметить неладное, предупредить, чтоб в леса ушла.

— А она ушла бы? — припоминая характер девушки из снов, уточнила Маша.

— Вряд ли. Да от того не легче. На душе-то камень. Она ж обозлилась и мстить им стала. Пришлось выбирать между ней и живыми людьми. Жалко их стало. А она обиделась, посчитала, что её предала. Вот и сейчас тут что-то неладное творится. Как люди возле озера обосновались, так в поселке странность за странностью происходит. Не к добру это. А тут ещё и ты. Не подумай, что тебе не рады. Но неспроста это. Ой, неспроста. Не зная своих корней, в такую глушь забраться и к нашему дому прийти — чудо? Возможно. Да только жизнь не такая добрая штука, как хотелось бы.

Чаепитие за разговорами плавно перетекло в обед, а там и ужин подоспел. Светлана на время отлучилась скотину загнать, да подоить, а Маша всё не могла наговориться с Клавдией. Старушка вспоминала былое, расспрашивала девушку о её жизни. Строила предположения о том, что же на самом деле привело её в эти места. Спать легли далеко за полночь. Маша долго не могла сомкнуть глаз. В голове всё смешалось: явь — не явь.