Марина Дяченко - Магам можно все (сборник)

Юстин захлебнулся:

— А ты… Ты можешь?

— Попробую, — Анита нахмурилась. — Слушай, небо затягивает: мне пора. Отвернись.

— Погоди, — быстро проговорил Юстин. — Ты в следующий раз… когда?

— Попробую поскорее, — деловито пообещала Анита. — Ну, отвернись, давай!

И Юстин покорно отвел глаза — как будто Анита собралась купаться.

Вороны все летели, но девушки рядом уже не было; Юстин тщательно затер нарисованный на земле круг.

— Непростая у тебя подружка, — сказал дед.

Юстин помрачнел.

— Но она — не нечисть, — продолжал дед серьезно. — Я ее следы волчьим порошком посыпал — и хоть бы что. Человек, значит.

— Ну конечно, человек, — сказал Юстин немного раздраженно.

— Я за тобой не шпионил, — проворчал дед. — Это ты от меня чего-то прятаться надумал. А напрасно.

— Она обещала предупредить, когда вербовщики в нашу сторону повернут, — сказал Юстин.

Здоровый дедов глаз мигнул:

— А откуда ей знать-то?

— Я вот что думаю, — сказал Юстин, осторожно вымакивая остатки ухи корочкой черного хлеба. — Я думаю, отец у нее — колдун. Хороший такой колдун. И нездешний.

— Ясно, что нездешний, — пробормотал дед. — В округе таких нет. Я не знаю.

— И вот еще, — продолжал Юстин, — она сказала — «ваш князь». А не «наш князь».

— Колдунам князья так и так не указ, — вздохнул дед.

— И еще, — Юстин совсем разволновался, — она говорила, будто слышала где-то, а мне повторяла. Что Краснобровому вечно тесно в отцовых границах. Что на этот раз он не победит.

Дед долго разглядывал дно опустевшей миски.

— Да, — вымолвил он наконец. — Отец ее — тот еще колдун… Но ты не тушуйся. Колдуновы дочки — они и за простых замуж выходят, и за благородных, и за богатых, и за нищих… Им на все плевать, понимаешь. Свободные они в своем выборе… Так что не робей.

Ворочаясь на холодной печи, Юстин вспоминал дедовы слова и молча удивлялся: как деду пришло в голову, что он, Юстин, сможет жениться на Аните?

А потом не выдержал — и поверил сам. И размечтался.

Ох, как он мечтал! Какая длинная, какая бессонная, какая счастливая выдалась ночь!

Наутро не было солнца.

Могила получилась на славу; Юстину даже сделалось немножко страшно. Дед ходил вокруг косого камня с выбитым на нем Юстиновым именем, бормотал заговоры, посыпал семенами трав — и уже через два дня могильный холмик выглядел так, будто сооружен был ранней весной, несколько месяцев назад.

— С весны тебя никто из чужих не видел, — раздумывал дед. — Поверят, куда денутся… Еды себе собери, мешок приготовь, чтобы всегда под рукой. На берег пойдешь — по песку не ступай, только по камням… Вокруг дома я траву-отбивайку насадил, она любой запах отбивает, если собаку пустят — как раз до камня доведет… Чего смотришь, Юстинка? Оробел? Не бойся, сто лет проживешь. Если кому при жизни могилу соорудили — сто лет проживет, это уж точно!

Юстин молчал. Вот уже несколько дней солнце проглядывало хоть изредка, но все же проглядывало, а Аниты не было и в помине, и у Юстина поскребывало на душе. Вид собственной могилы не добавлял радости.

Ночью он долго не мог заснуть, но не мечты одолевали его — страх. Как только темная комната и дедово сопение провалились в никуда — оттуда же, из ниоткуда, вынырнула Анита: «Вставай же! Сколько можно тебя звать! Вербовщики идут, уже идут, вставай же, вставай! Они уже близко! Вставай, вставай, вставай!»

Дед стоял у колодца, облокотившись на сруб, пошатываясь. Рядом стояло пустое ведро. Ни кур, ни коз, ни поросенка, ни лошади не было ни слышно, ни видно. Перед крыльцом лежал Огонек, над ним вились мухи.

— Дед?!

Дед обернулся — рубаха на нем была разорвана во многих местах, сквозь огромную прореху на спине видны были свежие багровые отметины — поверх старых палочных шрамов.

— Злились, — сказал дед с трудом. Здоровый глаз его заплыл, дед смотрел на Юстина сквозь щелочку. — Сильно злились, Юстинка. Огонька пристрелили… Хотели могилу раскопать, да передумали. Скотину со злости забрали. Чуть дом не подпалили… Злились, в общем. Чуяли, что мы их дурим.

Юстин помог деду сесть на скамейку у колодца. Быстро вытащил воды, дал напиться; дед долго умывался, опуская разбитое лицо глубоко в ледяную воду. Утерся остатками рубахи, улыбнулся, обнажая редкие зубы:

— Молодцы мы, Юстинка. Сберегли тебя.

Вторая половина лета была солнечной. Время от времени с запада на восток пролетали бессчетные стаи ворон — где-то шли сражения, поставляли воронам добычу.