Марик Лернер - Юность воина

— Никогда об этом не задумывался. Детство, — он хмыкнул, — оно осталось где-то там, далеко за спиной. Я все время боролся с кем-то или с чем-то, за то, что считал правильным. Я считал долг важнее всего, а меня называли тупоголовым упрямцем. Но я не мог иначе. Кроме долга, у меня ничего не было. Дойти, сделать — нет ничего важнее. Через силу и сжав зубы. Мои люди? Наверное, так и есть, и это работает лучше любого якоря.

— Я позволила себе официально разорвать все кабальные договоры, мой господин, — сказала Шарлотта. — Всем выписала вольные от твоего имени.

— Я сам тебе дал такое право перед отъездом, — отрезал Блор, — экономка моя. Ты поступила правильно. Они сами решат — оставаться или уйти.

— Не каждый захочет стать фемом.

— А у тебя уже и список имеется?

— Конечно, — слегка улыбнулась, — господин мой. Я со всеми говорила. Через три года у тебя появятся пятеро, помимо Денеса.

— А остальные?

— Это Кнаут, а не город в метрополии. Мы достаточно лояльно относимся к приезжим ремесленникам и купцам. Придется заплатить леди за разрешение работать на ее землях. Сдать экзамен в цеху мастеров, показав умение, и устроить попойку. «Никто не может стать мастером иначе, как достоверно утверждая, что три года изучал специальность в качестве подмастерья и вел себя достойно и честно. Мастером же он может стать не раньше, чем проработав здесь четверть года у одного из мастеров и сделав шедевр, как предусмотрено уставом», — процитировала наизусть устав. — Если они не умеют работать, все равно не придут с заказами. Сапожники, шорники, кожевники и парочка портных в поместье не лишние.

— Как хорошо, что я богат и хватит каждому на попойку!

Блор не сомневался в квалификации остальных воспитанников. На самом деле он и в своей нисколько не усомнился. Он тоже умел все это. Другого занятия для воспитанников в Храме не имелось. Пришлось изучать практически тайны пошива обуви, одежды и сбруи для животных. Вот желания всю жизнь этим промышлять в себе не обнаружил. Ни тогда, ни потом.

— Кто богат? — изумилась Шарлота. — Ты не представляешь, мой господин, что такое настоящее богатство! Когда барон Бауш приезжал в гости к… — она явно проглотила слово, не желая поминать дядю нынешней леди, — …предыдущему лорду, впереди ехали герольды со знаменами и серебряными горнами, в которые они дули, проходя мимо любого населенного пункта. За ними двигались конники, облаченные в сверкающие доспехи, затем карета с бароном, пешая охрана, оруженосцы, слуги, телеги с имуществом.

— Почему-то я не слышу в голосе восхищения.

— Они так медленно двигались! Но зато смотрелось очень впечатляюще. Люди стояли на обочине и улице с открытыми ртами. Не каждый день увидишь подобное зрелище.

— Цирк, видимо, редко в вашу глухомань приезжает.

Шарлотта хихикнула, прикрыв рот ладонью.

— Почему у меня вечно ощущение, что ты притворяешься, а на самом деле мудрее, господин мой?

— Тяжелая жизнь учила. Глупые и слабые вешались или в послушники шли. В нашей компании присутствовали дети фемов, ремесленников, купцов и крестьян. Приходилось вечно доказывать, что не в возрасте счастье и не в силе. Надо было оказаться лучшим во всем.

— И получалось?

— Не всегда, — честно ответил Блор, — хотя и старался.

— Я ненавидел Храм, — говорил он часом позже, перед внимательными лицами слушающих — хорошо знакомых парней.

Всем им было от тринадцати до семнадцати. Два с лишним года они росли без него, однако никто не изменился настолько, чтобы не узнать. Всех их он помнил. Их лучшие и худшие качества. И все они знали его.

— Его строгую подчиненность, регламентацию и томительное однообразие дней, отсутствие всякой возможности уединиться, необходимость беспрекословно подчиняться. То издевательское и жестокое обращение со слабыми и со всеми, кто имел силы возражать или поступать вопреки правилам. Я ненавидел, как наверняка и все вы. И все же встреть сегодня кого из тамошних жрецов — я бы не стал его убивать, даже имея возможность. Именно Храм сделал меня тем, что я есть, закалив и научив идти до конца. Через силу, с ненавистью, но и упорством. Он воспитал меня, и без него я бы просто умер, не готовый сражаться до последней капли крови в моих жилах.

Он сделал паузу, дожидаясь возражений. Тишина была полной. Даже те, кого он назвал по именам (спасибо Шарлотте, хотя он и сам бы догадался, все-таки знал каждого) и сразу отделил, не шевелились и не переговаривались.