Дмитрий Володихин - Иное сказание

Всё это вспомнил Дмитрий Михайлович, прикидывая, как бы ему начать разговор. По сю пору ни один перекидной вреда никому не творил. Разве что дрался, когда с ним самим дрались. Но сие, допустим, дело понятное... Люди, однако, говорили, будто водится за ними ворожба и дурной глаз, а более всего - крамольные речи. И за то перекидных побаивались. А кого боятся, того не любят.

- Кто и откуда?

Монашек робко улыбнулся:

- Грешный раб Божий Андроник... Черный дьякон... при обители Святой Троицы, что под рукою владыки Варсонофия...

- Которого владыки? Где?

- Рязанополиса.

Значит, настоящий перекидной. Значит, не ошиблись те, кто схватил его и привел сюда.

- Что ты здесь делаешь?

Черный дьякон потупился:

- Кир Деметрий, я не ведаю. Шел от лавки Печатного двора, что у Никольского крестца, к подворью владыки своего на Москове, искал тихой трапезы вечерней... Запнулся о кривую плашку на мостовой, упал, да встав, очутился тут. Окрест развалины, как при нашествии готов... огней нет... люди злые, косноязыкие...

Дмитрий Михайлович спокойно прервал его:

- Хватит.

Тот, замолчав, отвесил поклон. На лице его страх.

- Нелепы слова твои. На Рязани в архиепископах - владыка Феодорит, не Варсонофий. Готы сюда ни в которую пору не заходили... К чему тут готы? Разве только, отец дьякон, не зовешь ты готами ляхов - по их варварскому обычаю разорять и душегубствовать. И в толк не возьму, отчего зовешь ты меня Деметрием на греческий лад? Я Димитрий, а во крещении - Козьма, про то вся Москва ведает.

В глазах у монашка - вот диво! - загорелся огонь любопытства, на миг страх исчез. Он проговорил осторожно, будто пробовал новое яство:

- Мос-ква...

Потряс головой, словно отгонял наваждение, перекрестился.

- Москов. Москов? Москов же...

Юрод? Нет. Ума лишился? Нет. Нечисть? Был бы ею, не осенял бы себя крестным знамением. Хитрый враг, подсыл ляшский, либо от воровских казаков, либо... да откуда угодно. Не разобрать. Может, и лихой человек, в рясу облачившийся, яко волк в овечью шкуру... Но больно неловок, дурковат. Подсыл чесал бы яко по писаному, пока не припрут. А сей... сей - внятности внутри себя не имеет. Таким подсылам тайное дело поручать - себе дороже.

Между тем Андроник пробовал на язык имя воеводы:

- Ди-ми-трий...

Запнувшись, он спросил:

- Какой же... какая же Москва? Москов... Москва целешенька, палаты всюду, ряды торговые, улицы людом полны. На службу такой звон колокольный стоит, аж сло́ва в трех шагах оброненного, не слышно. Великий град! Ныне же слышу: дюжины с две колоколов бьют, притом великих всего-то три или четыре, прочие же...

Князь острожел:

- Бес тебя обуял! Умом тронулся, отец дьякон. Али спал беспробудно два лета? По той поре Москва-то и была... целешенька.

Тот истово закрестился, да принялся читать «Отче наш». Потом руки его стали двигаться с промедлением, а под конец и вовсе опустились. Слезы покатились из глаз Андроника.

- Не возьму в толк... не возьму в толк... Как же... Да где ж я? Господи!

Дмитрий Михайлович наблюдал за ним с брезгливостью. Хоть и подобает чтить иноческий сан, но ведь... баба же и баба! Смотреть противно. Что делать с ним? Предать пытке? Отдать дознавателям строгим, у кого времени поболе, чем у него, да и делами заняться? Или послать перекидного на подворье Троице-Сергиевой обители? Авось, там сыщется прозорливец, воззрит ему в душу да прочтет, какая там каша заварилась...

Монашек внезапно вскрикнул:

- Вели меня на двор вывести! Вели, вели! Вели, кир Димитрий! Христом Богом молю тебя! Смилуйся, вели!

Дмитрий Михайлович с пленником и в сопровождении Лобана вышел из дому. Дьякон завертел головой, всматриваясь, неведомо во что, а может, во всё сразу. Стоял таким образом ровно столько, сколько потребно на молитву Пречистой, если быстро ее проговорить. А потом ахнул и лицо руками закрыл.

Баба! Тьфу. Мяконький, яко мешок с трухой.

- Устретенка... - только и произнес Андроник перед тем, как бухнулся наземь без чувств.

- Волоки в дом, - приказал Дмитрий Михайлович с досадой.

Лобан взгромоздил пленника на лавку, крепко тряхнул, а когда тот отверз очи, сунул под нос ковшик с водой.

- Холодная... - только и сказал Андроник, напившись.

- Узнал? - деловито осведомился воевода.

- Узнал, - ответил тот упавшим голосом. - Москов. Москва... Но куда же всё подевалось? Куда пропало всё? Вчера... вчера я всё видел! Два года? Где я был два года? И почему мне тебя называть, стратиг, Димитрием, а не Деметрием? Неужто за два года еще и все имена переменились? Господи Иисусе!