Тот, кого я с самого начала принял за мага, был одет в длинную, повидавшую виды красную робу с невероятно грязными полами. Он был среднего роста, с живым, даже несколько любопытным взглядом умных и по-старчески упрекающих глаз. На руках носил перчатки, затёртые настолько, что как минимум три пальца уже пробили ткань и вырвались на свободу из тесной кельи, в которой они провели самые тяжёлые для себя дни заточения. Но за колдуна я его считал не из-за его немного необычной даже по меркам нашей разношёрстной компании одежде. Именно он вёл неожиданно свалившуюся на нас группку людей, а, как мне уже стало понятно, место это действительно было не простым и волшебники сразу же отмечали его. То же, что это именно те, кого здесь думал встретить Рилиан не вызывало сомнений, ибо именно сюда, как я уже сказал выше, нас и вёл Нартаниэль. Второй из этой компании был ещё очень молодой юноша, который даже не достиг ещё возраста сопровождающего меня и эльфа паладина. Его пёстрый, но несколько не сочетающийся своими элементами наряд сразу выдавал в нём деятеля искусства, при том ещё начинающего, а потому не научившегося зарабатывать с помощью этого солидные деньги. У него была типичная для красивых жителей Сарта внешность, что немного приоткрывало над ним и его товарищами завесу тайны — скорее всего, они ехали именно из этого "невезучего королевства", даже можно было определить направление — двигались они с юга на север, то есть прямо навстречу нам, что тем более исключало вероятность того, что наша встреча — это лишь забавное стечение обстоятельств и ничего кроме этого. Самый высокий из них — человек стройный, некогда, видимо, бывший не менее презентабельным, чем наш эльф, со спутанными теперь чёрными, как смоль, волосами и голубыми выразительными глазами, которые сразу же показались мне до боли знакомыми и вызвали в голове видение портрета, часто попадавшегося мне на глаза во время визитов в королевский дворец к Великому Архимагу Клохариусу — моему близкому, но теперь, к сожалению, уже покойному другу. Ещё больше его сходство с тем молодым человеком, что был изображён на картине, придавал меч, который я бы сразу же узнал из тысячи любых других клинков, потому что судьба меня неразрывно связала с единственным его законным владельцем. Да и на свободе я оказался лишь благодаря тому, что Главе Гильдии Сейрам зачем-то этот меч понадобился, а потому он решил отправить за ним именно меня. Конечно же, я должен был знать, как выглядит та вещь, которую я ищу, до самых мельчайших подробностей, а то было бы немного глупо притащить ему вместо этого какой-нибудь "шедевр" местного железных дел мастера. Вряд ли бы он обрадовался такому ходу событий, а его недовольство сразу бы выплеснулось на того, кто был ближе всех и кто, по сути, являлся его причиной, то есть да, именно на меня, а я не был большим любителем криков, брани и жестов в адрес своей персоны. Но всё же я уже не признал молодого аккуратного и по-аристократически изящного принца-бастарда в этом измождённом жёстком взрослом человеке, чьё лицо было полностью покрыто рисунком переплетающихся жутких шрамов, обезобразивших его до такой степени, что даже если это и был на самом деле тот Адриан, которого Клохариус поручил мне защищать перед своей смертью, то узнать его не представлялось вообще никакой возможности. Только глаза и меч — всё, что у него осталось от того принца, который был младшим из сыновей в королевской семье Ланда. Того человека, которого обвинили в убийстве всей четы, кроме своей сестры, пропавшей вскоре после этого инцидента. Преступника, которого судили и приговорили к казни. Хорошего человека, которого пытался избавить от несправедливой кары мой друг Нартаниэль. Идеал, в чью порочность никак не хотел поверить юный паладин по имени Рилиан. Всё это он оставил там, на костре, где сгорел, а пепел его прошлого развеял ветер начавшейся после сожжения грозы. Но почему-то при первом же взгляде на этого человека я понял, что прошедшие дни никогда не оставят его, что каждый шрам на его теле имеет зеркальное отражение в душе. И следы засохшей крови у него на одежде, и то, что он придерживался за бок, лишь подтверждало мою догадку — недавно в его богатейшей "галерее картин" появился ещё один шедевр. Но посетители могли видеть лишь тот, что выставлен напоказ, что доступен для всеобщего обозрения и любования работой, бесспорно, талантливого художника, который своей кистью смог подчеркнуть всё самое главное и важное открыто, но вместе с тем и заложить в этот холст свою особую глубинную жизнь. Но зеваки никогда не заглядывали в подвалы этого музея, никто не заходил туда, потому что не желал дышать пылью, кашлять и разглядывать в темноте те жуткие картины, что там находились. Это место отталкивало их ещё и по другой причине: не всякого хозяин пускал туда, нужно было для начала пройти очень и очень суровую проверку, выдержать которую мог далеко не каждый. Да и для "избранного" всё равно не открывались все подземные секреты этого музея и его лабиринтов, казавшихся полной копией залов наверху, но тут кроме запахов краски и уже упомянутой тяжёлой вековой пыли были и другие ароматы, отпугивающие не хуже проверки и слишком долгого пути сюда, не хуже, чем странный и холодный звёздный свет, изредка появляющийся в коридорах, но так же внезапно и исчезающий. И главными из них был запах крови и окроплённого ею металла. О да, от этого человека буквально несло кровью, причём не только собственной.
Читать дальше