Роберт Сильверберг - Песни умирающей земли. Составители Джордж Р. Р. Мартин и Гарднер Дозуа

Эвнефеос выдержал драматическую паузу, но Тралкес, не утерпев, нарушил ее:

— Но их тел здесь, конечно, нет?

— Не мне судить, — с прежней любезностью возразил Эвнефеос. — Кто знает, куда удаляются великие, покинувшие нас в давние времена? Что есть смерть и угасание для наших великих предков? Тебе довольно знать, что между нашим и их мирами существует неразрывная связь, живое соединение, пронизывающее века, и что они с превеликим удовольствием наблюдали, как я устанавливаю свою маленькую ловушку в Вента-Валу. Подумайте, как приятно им видеть, что я испытываю их далеких потомков — среди которых есть мудрые и великодушные, подобно вам, а есть и суетные, алчные, думающие лишь о собственном возвышении. Вообразите их радость, когда я заманил к себе вас, их законных наследников — достаточно изобретательных, отважных и решительных, чтобы шагнуть сквозь темное стекло в Дессингу и вступить в состязание. Не столь возвышенный человек, быть может, увидел бы в этом прополку сорняков, удаление шлака, но бриллианты, подобные вам, распознают, конечно, надлежащую заботу во исполнение долга.

Тралкес шагнул вперед.

— Как уже объяснил мой просвещенный друг и коллега, мы с Саримансом, о великий Эвнефеос, лишь дополнили собой первоначальную группу, собранную Амберлином.

— И слушать не желаю, почтенный Тралкес, — перебил его Эвнефеос. — Ты слишком скромен, и это делает тебе честь. Не сомневаюсь, что ты не уступишь Амберлину в решимости. Состязание в магии пройдет здесь, в зале. Каждый из вас по очереди покажет все, на что способен. Три раунда, три попытки — каждая ограничивается двумя минутами. Я жду от вас зрелища, достойного великих судей. Три раунда, три шанса на победу. Выигравший состязание, разумеется, уйдет отсюда свободно. Дверь Копси откроется перед ним и только перед ним. Прочие останутся здесь и вольют в Дессингу свою тончайшую энергию, помогая тем поддерживать ее золотое сияние.

— Я заявляю протест, — сказал Сариманс. — Условия неравны. Наш друг Амберлин — тезка двоих из трех судей, и они, несомненно, будут пристрастны к нему. Я предлагаю отложить состязание до времени, когда представится возможность пригласить двух других судей. Тралкес, Амберлин и я вернемся, скажем, через год…

Эвнефеос вскинул руку.

— Слушай меня, Сариманс. Ты и вообразить не в силах, какой стыд, презрение и отвращение испытывают наши благородные серебряные адепты, если их имя носит жалкий самозванец. Ты ведь не знаешь среди современников нового Фандааля? Как и самозваных Ллорио, и притворных Дибаркасов? Кто бы осмелился? Кто готов подвергнуть себя риску снискать их месть? Но глава вашей экспедиции настолько смел, что без колебаний и сожалений принял имя великого предшественника. Он, конечно, скажет, что сделал это не из гордости и самомнения, а из почтения к предку или что виноваты его беспечные родители. Пусть будет так. Мы скоро узнаем истину. Однако если суд и окажется пристрастен, то не в его пользу, а в вашу. Так начнем же состязание. Тралкес, эта прекрасная синяя мантия придает тебе такое достоинство… ты будешь первым, затем ты, Сариманс, и, наконец, глава экспедиции, Амберлин.

Тралкес, не медля больше, выступил на середину зала и, развернувшись, сделал широкий величественный жест.

— Великий Эвнефеос, просвещенные судьи, почтенные зрители и братья-волшебники, я приветствую вас и сейчас продемонстрирую вам в развлечение и поучение совершенно самостоятельного человека!

Последовала короткая пауза, а затем перед Тралкесом возникла в воздухе голова: полная луна лица дружески улыбалась, поглядывала по сторонам, принимая окружающее с явным удовольствием и удивлением. Секунд двадцать голова разглядывала возвышение, три мерцающих ящика памяти, волшебников и свиту, затем под ее подбородком проявилось тело, вытянулись ноги, и создание наконец встало на пол. Едва его ступни коснулись пола, как надо лбом проросли оленьи рожки со светящимся красным пузырьком на каждом ответвлении. Видение удивленно воздело глаза к возникающим на рогах все новым пузырькам, которые между тем надувались и отваливались, как созревшие плоды. Создание, подхватив несколько из них, принялось жонглировать. Руки его от быстрого движения слились в сплошное пятно, а в воздухе замелькали десятки, а потом и сотни цветных шариков. Наконец они, взлетев все разом, преобразились в пышно окрашенных птиц, которые, испустив заунывный крик, взорвались разноцветными вспышками.