Исчезнувшая стихия (СИ)

- А Алекс здесь причем, откуда ты вообще про него знаешь? - снова нахмурилась Сид.

- А ты не помнишь? - улыбка растянула губы.

- Ты так подозрительно улыбаешься, - насторожилась Диана. - Что я должна помнить?

- Ответь мне на вопрос, - я заулыбался шире, - где мы с тобой встретились впервые?

- Я понимаю, что здесь кроится какой-то подвох, но...

- Девочка моя, просто ответь.

- В морге, ты меня тогда жутко разозлил.

- Не в морге, - я поцеловал ее в нахмуренный лоб. - У Алекса, лет шесть назад, во время Кинара и тогда я тебя тоже "жутко разозлил". Настолько, что ты подарила мне наш первый поцелуй, хотя потом провела, как мальчишку.

- Тот наглый врайт! - она грозно сдвинула тонкие бровки. - Это был ты! - притворно рыкнув, она принялась меня щекотать, я рассмеялся.

- Я не боюсь щекотки, маленькая моя, - проурчал я, плавясь от бережных прикосновений, тая от нежности, теряясь в счастье.

- Значит, ты не ревнивый? - хитро улыбнулась она, убирая руки. Я перехватил тонкие запястья, поцеловал каждую ладошку и подмял Обсидиану под себя.

- Я ревнивый, я очень ревнивый, безумно ревнивый! - прорычал я ей в шею, а она засмеялась. Счастливо, безудержно, и этот простой звук отдавался во мне сотнями маленьких вспышек, миллионами жгучих молний.

Я поймал ее шальной взгляд, погладил щеку, убирая седую прядку, такую же как теперь и у меня.

- Я убью любого, слышишь? Любого мужчину, который слишком долго будет держать тебя за руку, который будет улыбаться тебе, который подойдет слишком близко или будет смотреть слишком пристально. Я...

- Сумасшедший демон, - она пальчиком очертила контур моих губ, отчего я вздрогнул, - ты - единственный. Понимаешь, глупый? Для меня единственный. - С улыбкой блаженного идиота, я, наконец, смог разжать сведенные судорогой челюсти, перевернулся на спину, подтягивая Диану к себе. Надеюсь, она понимает, она знает, во что ввязалась. - А еще ты что-то говорил про дождь? - прищурила она свои невероятные глаза.

- Дождь?

- Ну да. Что-то про то, что ты устроил потоп у Алекса, решив, что я там. Но вот только я связи не улавливаю.

- Я чувствую тебя через дождь, слышу через него, когда полностью выпускаю демона. Всегда, - она озадаченно сдвинула брови.

- В смысле всегда?

- Ох, девочка моя, я знаю тебя гораздо дольше, чем ты думаешь, чем я сам думал. Я впервые услышал тебя, лет двенадцать назад. Даже не тебя, а твой крик. Ты говорила, что тебя разбудил дождь, вернул к жизни, - она смотрела на меня во все глаза. Такая, удивленная, такая озадаченная и... такая красивая, - это был мой дождь. Это я тогда бесился и метал молнии, потому, что каким-то придуркам удалось украсть мою сестру. И потом, я тоже слышал тебя, твои истории. И волновался, когда долгое время ты хранила молчание, и скучал по твоему шепоту и едким комментариям, и это мой дождь плакал вместо тебя. Вот только понял я это совсем недавно..., - она ниего не сказала, только легко поцеловала меня в уголок губ.

- Мне всегда казалось, что дождь меня слышит, даже иногда отвечает. И я не боялась казаться глупой или злой или сукой. То, что я говорила... там мои чувства, те, что я могла и позволяла себе испытывать. Я рада, что все это время их действительно кто-то слышал и это не очередная моя паранойя.

- Теперь в этом нет необходимости, - я задержал дыхание, ожидая ответа.

- Да, в этом нет необходимости. - тихо подтвердила она. Выдох.

Через какое-то время маленькая охотница уснула на моем плече, устроив ладошку там, где так отчаянно, но все еще неверяще трепыхалось мое сумасшедшее сердце. А я боялся заснуть, боялся спать. Мне казалось, стоит только закрыть глаза, и Обсидиана вновь исчезнет, скользнет тенью прочь и растворится в мире. И я зависну где-то посередине между нечто и нигде.

Такая красивая, такая невероятная, такая... моя. Ее кожа стала бронзовой, волосы чуть выгорели на солнце, а на носу появились едва заметные веснушки. Оказывается, у нее есть веснушки!

Когда я пришел за ней к тиграм, когда увидел спящую, зажавшую в руках подушку, забыл, как надо дышать. Удар молнии в голову. Удар молнии в сердце. Удар молнии в душу.

Она спала на животе, завернутая до пояса в полупрозрачную простыню, с заплетенными в косу волосами, которая, словно звенья цепи струилась вдоль позвоночника. Я смотрел и не мог пошевелиться, смотрел и не мог отвести взгляд, смотрел и запоминал каждую деталь. У нее две родинки сразу под волчьей меткой, у нее полоска белой кожи чуть выше копчика, у нее дрожат ресницы, у нее свежая царапина чуть выше локтя, у нее синяк на торчащей из-под простыни коленке. Духи грома, как же она прекрасна!