Нил Гейман - Истина — пещера в Черных горах

Он не поблагодарил меня ни за то, что я его спас, ни за то, что я сумел преодолеть преграду, но я и не ждал благодарности. Однако не ждал и того, что он все-таки сказал, а именно:

— Ты похож на половинку настоящего мужчины, да еще и уродлив. А твоя жена — она тоже маленькая и уродливая, как ты?

Не знаю, хотел ли он меня обидеть, но я решил не обижаться, я просто ответил:

— Нет. Она высокая женщина, ростом почти с тебя, и когда она была молодой — когда мы оба были молоды, — многие считали ее самой красивой девушкой в наших краях. Барды слагали песни о ее прекрасных зеленых глазах и длинных золотисто-рыжих волосах.

Мне почудилось, что при этих словах он вздрогнул. Но я, наверное, только вообразил это или, точнее, хотел вообразить, что видел это.

— Как же ты ее добился?

На это я ответил честно:

— Я хотел получить ее, а я получаю то, чего хочу. Я был упорен. Она сказала, что я умен, и что я добр, и что я всегда буду заботиться о ней. И она не ошиблась.

Облака снова осели, и очертания мира расплылись, он стал мягче.

— Она сказала, что из меня выйдет хороший отец. И я делал для своих детей все что мог. Они, кстати, тоже нормального роста, если тебе интересно.

— Я учу молодого Калума уму-разуму, — сказал старший Калум. — Он неплохой парень.

— Учить можно, пока они еще с тобой, — сказал я. И замолчал, потому что вспомнил тот долгий год, а еще Флору, когда она была маленькой, — как она сидела на полу с личиком, перемазанным джемом, и смотрела на меня так, будто я самый большой мудрец на свете.

— Пока не сбегут? Я сбежал еще мальчишкой. Мне было двенадцать. Добрался аж до самого двора Короля За Водой. Отца нынешнего короля.

— Такое редко услышишь.

— Я не боюсь, — сказал он. — Уж здесь-то во всяком случае. Кто нас подслушает? Орлы? Я его видел. Он был толстый и складно говорил на языке чужестранцев, а на нашем, родном — кое-как. Но все же он был наш король. — Калум помедлил. — И если он хочет снова к нам вернуться, ему понадобится золото — на суда и оружие, и на то, чтобы кормить войска, которые он соберет.

— Я тоже так думаю, — подтвердил я. — Потому мы и отправились искать эту пещеру.

— Это плохое золото, — сказал он. — Оно достается не даром. У него есть своя цена.

— У всего она есть.

Я запоминал каждый ориентир: подняться у бараньего черепа, пересечь три первых ручья и идти по берегу четвертого до кучки из пяти камней, найти скалу, похожую на чайку, и свернуть в расселину между двумя острыми черными утесами, а там двигаться вдоль склона…

Я знал, что смогу все это запомнить. Что сумею отыскать обратную дорогу. Но туманы сбивали меня с толку, лишали уверенности.

Мы вышли к маленькому озерцу высоко в горах и напилить свежей воды, наловили огромных белых тварей, которые не были ни креветками, ни раками, ни омарами, и съели их сырыми, как колбасу, потому что на такой высоте не из чего было развести костер.

Мы легли спать на широком уступе у кромки ледяной воды и проснулись в предрассветных облаках, когда мир был серым и голубым.

— Ты всхлипывал во сне, — сказал Калум.

— Мне снился сон.

— А мне не снятся плохие сны.

— Он был хороший, — сказал я. И не соврал, мне приснилось, что Флора еще жива. Она ворчала, что деревенские парни не дают ей проходу, и рассказывала мне о том, как пасла в горах стадо, и о разных пустяках, улыбаясь своей чудесной улыбкой и время от времени встряхивая волосами, рыже-золотыми, как у матери, хотя в волосах ее матери уже серебрится седина.

— Из-за хороших снов мужчина не должен плакать, — сказал Калум. И после паузы добавил. — Мне сны не снятся, ни хорошие, ни плохие.

— Совсем?

— Да, с тех пор, как я повзрослел.

Мы встали. И тут меня осенило:

— Они перестали тебе сниться после того, как ты побывал в пещере?

Он ничего не ответил.

Мы пошли вдоль обрыва в тумане, под восходящим солнцем. Туман словно впитывал в себя солнечный свет, но не рассеивался, а наоборот, густел, и я сообразил, что это, должно быть, облако. Мир тихо сиял. И тут мне показалось, что я вижу человека моего роста, маленького и горбатого, похожего на тень, — он маячил передо мной в воздухе, как призрак или ангел, и двигался так же, как двигался я. Его окружал мерцающий ореол, и я не мог судить, близко он от меня или далеко. На своем веку я повидал много чудес, сталкивался и с колдовством, но никогда еще не видел ничего подобного.

— Это магия? — спросил я, хотя ею вроде бы не пахло.

— Нет, — ответил Калум. — Всего лишь игра света. Тень. Отражение. Больше ничего. Я тоже вижу рядом с собой человека. Он повторяет мои движения. — Калум покосился в сторону, но я не видел, чтобы рядом с ним кто-то был.