Инна Живетьева - Орлиная гора

– Мой король! Мне нечем клясться. У меня нет родового оружия. Мой отец – твой враг. Я запятнал свою честь тем, что служил под знаменем мятежников. Есть только мое слово. Я, Эмитрий Дин из рода Орла, прошу милости – служить короне. Видит Создатель, нет лжи в моей клятве.

Король положил руку на протянутый меч:

– Эмитрий Дин из рода Орла! Я принимаю твою вассальную клятву.

Темке стало легче дышать. Спасибо, Матерь-заступница. Спасибо, мой король!

Разошлись, взволнованно обсуждая, солдаты. Скрылись за дверью старостиного дома офицеры: сразу после обряда Эдвин назначил Совет. Темка поискал глазами Александера: не переменилось ли чего. Капитан махнул рукой, подзывая:

– Все нормально, можете ехать.

Улыбка пряталась под его усами, и Темка глянул вопросительно.

– Шурка вернулся.

– Да ну? Здорово! Можно, я его с собой возьму?

– О чем речь! Только не опаздывайте.

Темка тревожно глянул на солнце. Нужно торопиться.

Он нашел Митьку рядом с князем Нашем. У ладдарца было озабоченное лицо, и он куда-то сразу заторопился. Когда его гигантская фигура сдвинулась, Темка разглядел Марка. Тот что-то негромко говорил Митьке, серьезно, без привычной иронии в глазах. Больше к ним никто не подходил, и Темке вспомнился нечаянно услышанный не так давно разговор – кажется, теперь Лесса ненавидели больше. За то, что не предал, обманул тех, кто был готов кричать: «Что же еще ждать от наследника Кроха!» Шепотки по углам, сплетни и выдумки – все доставалось на долю Марка. А его изломало не меньше Митьки: свои же пытали, к плахе приговорили. Король не поверил ему – хоть знал, что не наследник мятежнику. А уж как Крох постарался! Шакала князю в покровители после такого.

Темку заметили, и Марк помрачнел, торопливо шагнул в сторону.

Вырвалось само:

– Лесс! Да Марк же! Подожди.

Тот остановился, спросил неприязненно:

– Чего тебе?

– Мы с Митькой едем в одно место, – Темка заметил удивленный взгляд друга, пояснил: – Ага, я договорился. Поедешь с нами?

Марк замер. Осторожно, точно пробуя слово на прочность, ответил:

– Поеду.

– Ты не спрашиваешь, куда?

Так же осторожно, глядя куда-то поверх Темкиной головы, произнес:

– А я догадался, Торн.

– Шур, останешься тут, – сказал Темка, накидывая повод на толстый сук.

Это в мирное время княжич спокойно бросал Дегу на Орлиной горе, сейчас лучше не рисковать: увидят бесхозных, и свои же уведут. Дега, золотая, как тебе в Садах Матери-заступницы? Красавец Карь хорош, но Темка все равно не забудет убитую любимицу.

Кажется, Шурка остался не очень доволен поручением:

– А вы что, туда полезете? – он кивнул на сосну, переброшенную через пропасть.

– Ага, – Темка улыбнулся, глядя на вытянувшееся Митькино лицо.

– Убийца, – пробормотал друг. Он заглянул вниз, опасливо держась подальше от края. Темное дно ущелья не просматривалось. – Самоубийца! А нет более простого способа решить все проблемы разом?

Темка только посмеивался, снимая притороченную к седлу веревку.

– Брось! Я уже сколько раз лазил. Пойду с каждым из вас туда и обратно. Обвяжетесь, ладно?

– Можно подумать, ты удержишь, – Митькин скептицизм был оправдан.

Шурка вскочил на сосну, балансируя, чуть отошел от края. Посыпалась из-под ног кора, и мальчишка торопливо уцепился за сухие корни.

– Может – да, может – нет. Вы, главное, постарайтесь не падать. И учтите – я-то высоты не боюсь. Шурка, брысь.

Первым вызвался Марк. Темка не стал возражать: пусть, Лессу так нужно. Подрагивает в руках веревка, напряжена спина идущего впереди. Вот уж не думал, что выпадет еще раз вести бывшего побратима на ту сторону! Марк спрыгнул на землю. Слегка подрагивающими пальцами распустил узел. Взгляд его все время ускользал, да и Темка чувствовал себя неловко. Торопливо смотал веревку и пошагал обратно. Не опоздать бы! Митька-то первый раз пойдет, медленно.

– Ты вниз не смотри. Если что – остановись.

Друг запрыгнул на ствол. Ну, помоги, Матерь-заступница!..

Успели. Темка шагнул к пропасти, остановились рядом слегка недоумевающий Митька и еле сдерживающий волнение Марк.

Солнце опускало ладони, оглаживая скалу. От предчувствия у Темки пересохли губы. И вспыхнули кончики перьев, вычернились причудливые линии. Орел – улетевший от несправедливости, от плена, выбравший смерть на камнях – возник перед ними. Светились золотом изломанные крылья, запрокинулась в последнем усилии голова. Кажется, вот-вот полетит к небу прощальный клекот.