Кира Касс - Единственная

— Мы на крыше? — спросила я, перекрикивая шум дождя.

Он кивнул. Небольшую площадку размером с мою комнату со всех сторон окружали стены. Да, кроме этих стен и неба, ничего больше не было видно. Но я, по крайней мере, выбралась на воздух.

Вне себя от восторга, я сделала шаг вперед и выставила руку наружу. Тяжелые теплые капли немедленно собрались в лужицу на ладони и потекли в рукав. Максон засмеялся — и вытолкнул меня в это царство воды.

Я ахнула от неожиданности, в мгновение ока вымокнув практически до нитки. Обернувшись, я схватила его за локоть, и он попытался оказать мне шутливое сопротивление. Мокрые пряди волос облепили его лицо. С нас обоих текло. Продолжая улыбаться, Максон потянул меня к краю стены.

— Посмотри, — прошептал он.

Я обернулась и только тут впервые увидела открывавшийся отсюда вид. Передо мной как на ладони лежал город. Причудливый лабиринт улиц, четкая геометрия зданий, буйство красок — даже сквозь серую пелену дождя от этой картины захватывало дух.

Я вдруг почувствовала себя накрепко связанной с этим городом, как будто часть моей души уже успела прикипеть к нему.

— Америка, я не хочу, чтобы всем этим завладели повстанцы, — перекрывая шум дождя, произнес Максон, словно прочитав мои мысли. — Я не знаю, велики ли потери, но знаю, что отец скрывает от меня точные цифры. Боится, что я прерву Отбор.

— А нет ли какого-нибудь способа узнать правду?

Максон задумался:

— Мне кажется, Август должен это знать. Вот только как с ним связаться? Можно было бы написать ему, но я боюсь слишком многое доверять письму. И потом, неизвестно, получится ли у меня обеспечить ему возможность попасть во дворец.

— Так, может, лучше мы сами отправимся к нему? — предложила я.

— И как ты предлагаешь это устроить? — рассмеялся Максон.

— Я что-нибудь придумаю, — кокетливо пожала я плечами.

Некоторое время он молча смотрел на меня:

— До чего же приятно говорить не таясь. Я всегда тщательно слежу за своими словами. Но здесь меня никто не сможет услышать. Только ты одна.

— Тогда не теряй времени даром и расскажи что-нибудь.

— Только если ты тоже что-нибудь расскажешь, — ухмыльнулся он.

— Договорились, — с готовностью подхватила я его игру.

— Ну и что бы ты хотела узнать?

Я убрала со лба мокрые волосы и решила начать с вопроса хотя и важного, но не касающегося ничего личного:

— Ты и в самом деле ничего не знал про дневники?

— В самом деле. Но я уже в курсе. Отец заставил меня прочитать все от корки до корки. Появись Август на две недели раньше, я решил бы, что он все выдумал. Теперь же я знаю, что это правда. Ты себе просто не представляешь, Америка. То, что читала ты, это еще цветочки. Хотел бы я тебе все рассказать, но пока не могу.

— Я понимаю.

Он пристально посмотрел на меня:

— Каким образом остальные девушки узнали о том, что ты видела меня без рубашки?

Я потупилась, не зная, как об этом сказать.

— Мы смотрели, как гвардейцы тренируются. Я сказала, что ты без рубашки выглядишь ничуть не хуже любого из них. Сама не знаю, как у меня это вырвалось.

Запрокинув голову, Максон расхохотался:

— У меня даже не получается на тебя рассердиться.

Я улыбнулась:

— Ты еще кого-нибудь приводил сюда, кроме меня?

— Оливию, — погрустнел он. — Всего один раз.

Теперь, когда он произнес это вслух, я вспомнила. Он целовался с ней здесь, она сама рассказывала нам об этом.

— Я целовался с Крисс, — выпалил Максон, не глядя на меня. — Недавно. В первый раз. Я подумал, будет справедливо, если ты об этом узнаешь.

Он опустил глаза, и я молча кивнула в ответ. Если бы я сама не стала свидетельницей того, как они целовались, то, наверное, не выдержала бы. Даже сейчас, несмотря на то, что уже все знала, его слова причинили боль.

— Мне не нравится делить тебя с другими. — Я переступила с ноги на ногу; мое платье окончательно пропиталось водой и отяжелело.

— Знаю. Но таковы правила игры.

— Все равно это несправедливо.

— И много мы с тобой в жизни видели справедливости? — рассмеялся Максон.

Тут он был прав.

— Вообще-то, я не должна тебе говорить об этом… И если ты проболтаешься, мне наверняка будет хуже, но… Ладно, твой отец все время говорит мне гадости. А еще он велел прекратить выплаты моим родным. Впрочем, всем остальным перестали платить еще раньше, так что, наверное, это выглядело нечестно.

— Извини, — сказал он, глядя на город. На мгновение я забыла, о чем говорила, заглядевшись на мокрую рубашку, облепившую его грудь. — Боюсь, Америка, тут я уже ничего не смогу сделать.