Андрей Уланов - Колдуны и капуста

Ну и память! — мысленно восхитился я. Профессиональная, наверное.

— Увы, мой друг, — продолжил русский, — рамки деятельности женщины в современном буржуазном обществе крайне ограниченны: светские развлечения, искусство... она превращается в дорогую игрушку, богато украшенную вывеску успехов и положения своего мужа. От портных требуется лишь сделать платье как можно роскошнее и изысканнее, а не думать об удобстве той несчастной, которой потом придется таскать на себе полвитрины галантерейной лавки, — ведь платит, как правило, не она. Нам, сильной половине человечества, приходится куда проще, согласитесь?

— По сравнению с дамами — быть может. Но... — Я тоскливо уставился на свою правую манжету, темно-красная кайма на которой отнюдь не была изначальной деталью отделки. Хороший был соус, острый... — Если бы вы, граф, знали, как я скучаю по своему привычному одеянию. Пусть даже оно и стоило куда меньше этого сизого кошмара от Ворта [7]!

— Не знал, что поставщик ее величества императрицы Евгении работает еще и на магазин готового платья Джефри Уильстока, — нарочито невозмутимо сказал Рысьев. — Впрочем, костюм неплох.

— Как же, — скривился я. — Вот при взгляде на ваш фрак, Николай, сразу видно настоящего аристократа, достойного наследника Брумеля... а лично я без оружейного пояса чувствую себя почти голым.

— Между прочим, Джордж «Красавчик» Брумель был всего лишь сыном конюшего, — вампир поднес к губам бокал с чем-то подозрительно алым, — что, правда, не мешало аристократам всего Лондона, затаив дыхание, следить за каждым шагом первого из денди.

— Неужели? — удивился я, озадаченно глядя на свой бокал, наполненный жидкостью аналогичного артериального оттенка. Аромат от него исходил вполне винный... да и вкус оказался тоже на уровне. — Я-то полагал, что именно происхождение заставляло сильных мира сего сквозь пальцы смотреть на его выходки. Все-таки старая чопорная Англия, страна традиций...

— И, — улыбнулся русский, — среди прочих, у господ с туманного Альбиона есть замечательная традиция — нарушать традиции. Кстати... хорошее вино, не находите?

Просто чертовски жаль, что мы так лихо промахнулись мимо Эквадора. Ведь именно там обретался ныне брат Монтеро — маленький тщедушный монашек-францисканец, частенько сберегавший меня от преждевременного ревматизма и отравления архивной пылью. Все хранилища документов Мехико он знал лучше, чем я — подкладку своего плаща, и наверняка мог бы рассказать немало интересного о том, что занимало мои мысли сейчас.

Инки. Точнее, их золото.

Крис, узнай он, какими книжками — помимо учебников по навигации и кораблевождению — я гробила свое зрение во Фриско, хохотал бы надо мной не меньше получаса. Все-таки он изрядный циник — человек, которого я избрала в свои спутники жизни, до сих пор не очень-то понимая, зачем?

Инки... вторая великая империя из существовавших в Новом Свете до прихода испанских оборванцев с именем Господа на устах и ненасытной жаждой золота в сердце. Золото первой империи — ацтекской — нам с Крисом уже довелось подержать в руках... и не просто подержать. Так почему бы не попробовать повторить тот же трюк с инками? Сокровищ эти парни должны были, по моим расчетам, припрятать даже больше, чем ацтеки, — и уж явно больше того, что нам с Ханко удалось уволочь! Згымский кыш, если бы у нас был шанс вернуться в ту пещеру еще раз-другой... в смысле, вернуться и вновь найти там вампирские сокровища, а не выметенный до последней пылинки каменный пол!

Инки.

Завязка у этой истории была чертовски романтичной — три с хвостиком сотни лет назад тогдашний император инков Уайна Капак влюбился в принцессу покоренной им страны. Страна эта, к слову сказать, располагалась там, где ныне находится Республика Святого Сердца Иисуса. Возможно, именно с тех пор все эквадорские правители, не исключая и нынешнего — его превосходительства генерала Игнасио де Вейнтимилья, — традиционно недолюбливают своих перуанских соседей.

Итак, император влюбился. Полюбил он и сына Атауальпу, которого подарила ему принцесса, причем куда больше собственного законного наследника и уж точно больше пяти сотен прочих своих отпрысков мужского пола. И, недолго — а может, и долго — думая, поделил империю на две части. А потом умер — как раз в тот год, когда в прибрежный инкский городок Тумбес ненадолго заглянул корабль испанца, которого звали Франсиско Писарро.