Иар Эльтеррус - Девятимечье

«Либо он ошибается, либо я чего-то не знаю» — внутренне усмехнулся Хранитель.

«Второе. Я не имел возможности рассказать вам все», — отозвался Меч.

«А его слова о том, что именно по Мечу можно опознать Властителя, явно сказаны не просто так».

«Разумеется. Но это мы все же предусмотрели, не так ли?»

Граф усмехнулся.

— В общем-то, все. Все остальное, что я слышал или читал о Черном Властителе, большей частью легенды и домыслы, — закончил Хейсар.

— Большего и не надо, — кивнул Себастиан. — Хотите знать, почему я об этом спросил?

— Смею считать, что потому, что вы и есть Черный Властитель… по крайней мере, собираетесь нам это сказать, — тонко улыбнулся апостолит.

Инквизитор рассмеялся.

— Я восхищен вами, уважаемый Хейсар. Что ж, это слишком серьезное заявление, чтобы оно могло быть принято на веру без доказательств. Да и вы знаете, что Властитель приходит из другого мира…

Лицо Инквизитора на миг исказилось — а потом неуловимо изменилось. Через мгновение перед главами Ковена стоял черноволосый и черноглазый человек лет двадцати пяти — тридцати, с лицом аристократа в незнамо каком поколении. Дернув плечами, он с отвращением сбросил тяжелую мантию прямо на пол.

— Мое настоящее имя — Этьен де Каррадо, граф Нисселет, я носитель Духа Предела, и Хранитель Черного Меча! — звучно проговорил он.

Дарнас, Найчелл, Вирена, Кольер, Реллен, и Хейсар с изумлением и страхом наблюдали за преображением Инквизитора… поддельного Инквизитора. Но настоящий ужас охватил их — за исключением, пожалуй, Хейсара — когда человек, стоявший перед ними, вдруг резко наклонил голову, и из его спины медленно поднялась рукоять Меча, выполненная в виде тела дракона. Распахнулись крылья гарды, матово и смертельно опасно блеснуло лезвие — Этьен де Каррадо сжал пальцы на рукояти и вырвал Меч из своего тела.

Древние руны синевой вспыхнули на черном лезвии. Всех присутствующих ожгло ощущением такой Силы, что даже мощь Покровителей показалась им мелочью.

— Волей судьбы Христесар оказался первой страной Аенгроста, в которой я побывал. Творящийся здесь каждодневно кошмар возмутил меня до глубины души, и я остался — чтобы изменить империю и уничтожить Инквизицию. Я знаю, что вы придерживаетесь во многом тех же взглядов, что и я. Я знаю, что вы честные и благородные сердцем люди, поэтому я предлагаю вам присоединиться ко мне в войне с этим чудовищем, зовущимся Церковью, — спокойно проговорил Этьен. По лезвию Меча в его руке стекали струйки черного пламени, и растекались по комнате, не оставляя следов.

На несколько минут в помещении воцарилась тишина. Хейсар медленно обводил взглядом друзей, подолгу останавливаясь на каждом, и переходил к следующему лишь после того, как предыдущий согласно опускал ресницы или кивал.

Дольше всех сомневался недоверчивый Кольер, но и он в конце концов кивнул — резко, словно бы бросался с утеса в ледяную воду.

Решение было принято… вернее, только часть решения. На словах в Ковене все шестеро были равны — но на самом деле все прекрасно понимали, что главным остается Хейсар, и соглашались с этим — он был минимум вдвое старше любого другого избранника Покровителей, опытнее и попросту мудрее. И теперь только за ним был выбор — ограничиться ли просто сотрудничеством с Властителем и Тайным орденом, или же посвятить судьбу Ковена Этьену. Хейсар не мог понять, понравится ли подобное его решение Покровителям — но сейчас он должен был действовать не как старший из их избранников, а как человек, несущий ответственность за несколько сотен жизней.

И он решил рискнуть.

— Мы согласны, — сказал, наконец, апостолит, и поднялся с кресла. — Больше того, я готов от своего имени и от всего Ковена принести вам, Властитель, клятву вассалитета.

Этьен облегченно выдохнул. «Получилось!»

— Хорошо.

Хейсар приблизился, и опустился перед графом на одно колено.

— Жизнью и смертью, верой и честью, Тьмой и Светом, словом и делом — клянусь хранить тебе верность до конца моих дней, и в том же клянутся тебе все, кто идет за мной, и да покарай отступника, и да награди верного, — четко и уверенно проговорил старик, неотрывно глядя в антрацитовые глаза.

— Жизнью и смертью, верой и честью, Тьмой и Светом, словом и делом — клянусь быть справедливым повелителем, клянусь защищать, клянусь требовать верности, клянусь покарать отступника, клянусь наградить верного, — отчеканил Этьен. Слова сами всплыли в голове, и графу не нужна была даже тихая подсказка Меча.