Иар Эльтеррус - Девятимечье

– Н-е-е-е-е-е-т!..

– Что «нет»? – продолжая ухмыляться, с интересом обернулась к нему Дорхана.

– Не делай этого! – сквозь слезы прокричал Риарх. – Она же из нашего клана, даже не полукровка!

– Да кто мне и что за эту безродную, да еще и без единого родственника, девку скажет? – насмешливо поинтересовалась дочь старейшины. – Мало таких прошлой зимой на мороз повыгоняли? А ты, недоносок, заслужил урок. Я сейчас займусь этой сучкой, а ты будешь смотреть. Но она останется жива. Пока. Смотри, гнида рыжая!

– Нет! – забился в хриплом плаче юноша. – Умоляю тебя, не трогай ее!

Дорхана не обратила на его слова никакого внимания. Она подошла к Сианке и провела кинжалом по ее животу. Риарх кричал, выл, умолял не мучить девушку, но дочь старейшины плевать хотела. Юноша не знал сколько прошло времени, прежде чем несчастная Сианка выгнула спину в судороге и обмякла в руках державших ее, потеряв сознание.

– Ну что, недоносок, передумал?! – Дорхана снова вернулась к нему. – Смотри, коли не согласен, я продолжу…

Посмотрев в залитые скотской похотью глаза Дорханы, Риарх внезапно понял, что даже если он сдастся, Сианку не пощадят. Все равно не пощадят… Но хоть убьют быстро. Он представил, что покорно ублажает это зверье в человечьем обличье, и юношу едва не вывернуло от омерзения. И что тогда? А тогда даже умереть достойно не сможет, сдохнет, как бродячий пес под палкой. Нельзя сдаваться, нужно умереть гордо, не показывая врагу своего страха! Пусть простит его Сианка, но иначе он не может.

Риарх снова плюнул в Дорхану – и на этот раз попал. Она разъяренно вскинулась и опять занялась Сианкой. Не помогло, рыжий презрительно молчал, хоть и плакал, глядя на захлебывающуюся криком боли любимую. Поняв, что ничего таким образом не добьется, дочь старейшины с кинжалом в руках склонилась над самим Риархом. Дикая боль ударила набатом, разрывая тело на части, но он не закричал! Юноша даже смог заставить себя презрительно улыбаться – враги не увидят его слабости. Дорхана долго издевалась над ним. Когда она оглядывалась на спокойное лицо Риарха, то с досадой скрипела зубами. Ей так и не удалось выдавить крика из его горла – юноша терпел, пока не потерял сознания.

Когда Риарх очнулся, был вечер. Видимо, он пролежал без сознания больше суток. Юноша попробовал пошевелиться – и не смог. Тогда он с трудом разлепил глаза и некоторое время ничего не видел. Наконец зрение вернулась, и он заметил кружащего прямо над собой стервятника. Риарх попытался крикнуть, чтобы отогнать птицу, но из горла вырвался только полузадушенный хрип. Юноша чувствовал, что на нем лежит что-то тяжелое и с трудом опустил глаза вниз. О, Творец! На его ногах лежало окоченевшее тело любимой. Тело, покрытое бесчисленными глубокими ранами. В душе юноши взорвалось черное отчаяние.

«Нет! Нет! Нет! Звери проклятые! За что они ее убили?!» – хрипел он, дергаясь от горя. Резко рванувшись, он неожиданно ощутил, что его руки свободны. И тут же резкая боль пронзила тело, напомнив о собственных ранах. Двигаясь как можно осторожнее, Риарх снял с себя мертвую девушку и, увидев в ее руке острый кусок кремня и наполовину перерезанную веревку, удерживающую его ногу, понял… Истекающая кровью, умирающая Сианка нашла этот кремень и поползла освобождать его. И так и умерла, перерезая веревку…

Над пустынным плоскогорьем раздался хриплый, нечеловеческий вой. Забыв о собственной боли, Риарх исступленно целовал холодные губы мертвой девушки, пока снова не потерял сознание.

Несколько часов спустя седой человек, открывший глаза, уже не был Риархом – это было существо, живущее во имя мести. Он абсолютно спокойно, не обращая внимания на боль, взял кусок кремня из руки мертвой, освободил себе ноги и встал, пошатываясь. Оглянувшись, человек увидел небольшую расщелину и осторожно отнес туда любимую. Завалив ее камнями, он выпрямился и несколько минут молча стоял, глядя вдаль, затем положил на могилу несколько сорванных неподалеку чахлых цветов. Внимательно оглядев себя, он увидел, что раны прижигали, а значит – собирались вернуться. Оставаться здесь было нельзя, и он, подобрав с земли палку и тяжело опираясь на нее, поковылял прочь.

Человек медленно брел по пустынным равнинам, спотыкаясь, падая, теряя сознание, опять вставая, пока окончательно не выбивался из сил. Тогда он засыпал на том же месте, с которого не мог встать. А проснувшись, тяжело поднимался на ноги и брел дальше, брел, не зная куда, в его воспаленном сознании не возникало никаких мыслей. Глаза человека полыхали ненавистью, в них жило мрачное, жесткое и жестокое упорство. Только у ручьев он иногда останавливался, чтобы напиться и наполнить водой бурдюк, который нес за плечами. Человек был гол и полностью сед, у него не было даже имени. Он шел мстить.