Маргарет Уэйс: Час близнецов

На этот раз жрице почудилась в его словах насмешка. Именно этого она и ожидала, и именно к этому готовилась. Крисания поняла: то, что маг с самого начала заговорил с ней уважительно, застало ее врасплох, сбило с толка, но теперь она вполне овладела собой.

Поднявшись с кресла, в результате чего глаза ее оказались вровень с глазами мага, Крисания непроизвольно стиснула в кулаке амулет с изображением Платинового Дракона. Прикосновение к благородному металлу помогло ей совладать с собой и придало мужества.

— Я не думаю, что нам стоит терять время на ненужные церемонии, — сухо заявила она, и ее лицо вновь сделалось холодным и бесстрастным. — Мы отвлекаем Астинуса от его работы. Мне кажется, он будет заинтересован в том, чтобы мы решили наш вопрос как можно скорее.

— Не могу не согласиться, — ответил маг, слегка скривив тонкие губы, что вполне могло означать улыбку. — Я откликнулся на твою просьбу и пришел сюда.

Что за нужда заставила тебя обратиться ко мне и просить о встрече?

Крисания опять ощутила в словах мага насмешку. Привыкшая лишь к уважению и почитанию, она с трудом сдерживала нарастающий гнев. Холодно смерив собеседника взглядом, жрица сказала со всей твердостью, на какую только была способна:

— Я пришла предупредить тебя, Рейстлин Маджере, что твои злые дела известны Паладайну. Поостерегись, или он уничтожит тебя!

— Как? — перебил ее Рейстлин, и его страшные глаза полыхнули непонятным огнем. — Как он уничтожит меня?

Громом и молнией? Наводнением нош пожаром? Может быть, он швырнет еще одну огненную гору?

С этими словами он сделал шаг в сторону Крисании, но та обошла вокруг кресла и, таким образом восстановив дистанцию, встала позади него, опершись рукою о деревянную спинку.

— Ты смеешься над собственным жребием, несчастный, — сказала она с укоризной.

Губы Маджере опять скривились, но он продолжал говорить так, как будто вовсе ее не слышал.

— Элистан? — Голос его понизился до вкрадчивого шепота. — Может быть, он пошлет Элистана сразиться со мной?

Как бы отвечая самому себе, маг пожал плечами:

— Нет, конечно, нет. Все в один голос твердят, что верховный жрец светоносного Паладайна слишком утомлен — он слаб и умирает…

— Нет! — воскликнула Крисания и тут же прикусила губу, злясь на себя за то, что поддалась уловке и позволила раздразнить себя до такой степени, тго ее истинные чувства прорвались наружу. Некоторое время она молчала, стараясь снова взять себя в руки. — Пути Паладайна неисповедимы, их не следует обсуждать или подвергать осмеянию, — ледяным тоном сказала она, но в следующей фразе голос ее потеплел:

— К тому же самочувствие Элистана не должно тебя беспокоить…

— Возможно, оно заботит меня в большей степени, чем ты думаешь, — возразил Рейсшин, и Крисании вновь почудилось, что его губы насмешливо кривятся.

Кровь бешено стучала в ее висках, но Крисания ничем не выказывала волнения. Во время разговора маг двинулся в обход кресла, пытаясь приблизиться к вей, — он подошел так близко, что она физически ощутила нечеловеческий жар, исходивший от его тела, скрытого под бархатным плащом. Вслед за тем Крисания почувствовала приторно-сладкий и тем не менее приятный запах. «Этот пряный аромат дурманит и помогает ему в колдовстве!» — догадалась она. Мысль эта тут же вызвала у нее брезгливую тошноту. Стараясь справиться с ней, она стиснула в кулаке амулет Паладайна, так что края его глубоко вонзились в ее ладонь. Ловким движением она вновь отстранилась от мага.

— Паладайн явился мне во сне… — с вызовом сказала Крисания.

Рейстлин рассмеялся.

Мало кто из смертных мог похвастаться, что слышал его смех, но те, кто его действительно слышал, забыть его были уже не в силах — он начинал преследовать их в кошмарных снах. Он резал слух, как клинок — живую плоть. Добро и справедливость казались посрамленными уже потому, что смех этот был возможен.

— Что ж… — сказала Крисания, и глаза ее блеснули, как стылая сталь. — Я пыталась отвратить тебя от зла. Теперь дело богов — распорядиться твоей жизнью.

Видимо, только сейчас осознав то бесстрашие, с каким вела себя Крисания, Рейстлин, прищурив горящие глаза, пристально посмотрел на собеседницу. Затем он внезапно улыбнулся, и за его сухой улыбкой почудилась едва ли не радость, отчего Астинус, прежде молча наблюдавший эту сцену, поднялся с кресла. Тень летописца растянулась на полу и, словно вещественная преграда, разделила жрицу и мага. Рейстлин тревожно вздрогнул и, обернувшись к Мастеру, опалил его огненным взглядом.