— О, это честь для меня. Благодарю.
Право пройти первым на верную смерть? Странные у вас тут понятия, ребята.
Но он в самом деле идет. И со спины выглядит еще торжественнее, чем прежде.
Что ж, после такой наглядной демонстрации хочешь не хочешь, а придется играть по предложенным правилам.
На стенах реакторной нет ни одного ровного участка: сплошь выемки с острыми гранями. Параллельны друг другу лишь потолок и пол, между которыми…
Два пушистых шарика. Вернее, шаровые молнии, топорщащиеся во все стороны коронами разрядов. Один белый, другой серый… Вернее, серебристый. А белизна первого, пожалуй, с уклоном в золото, если хорошенько присмотреться.
Они парят в воздухе, то чуть приближаясь друг к другу, то словно отталкиваясь. И пускают вокруг зайчиков.
— Товарищ Боллог, не могли бы вы вкратце описать процесс?
— Если маэстро позволит, мне хотелось бы воспользоваться плодами многовековых эмпирических изысканий, характерных для любой расы, и использовать для исполнения ваших пожеланий скорее визуальную, чем аудиальную составляющую.
Лучше один раз увидеть, так, что ли? Хотя, учитывая последний фортель медуз с нагромождением слов, мне и правда полезнее смотреть, чем слушать.
— Как вам удобнее, так и делайте.
Кивнул. Вернее, двинул головой. Сантиметра на два.
Здесь нет ни одного прибора, впрочем, как и в предбаннике. Как же кочегар собирается…
Длиннопалые ладони сомкнулись в жесте, как если бы Болек собирался слепить из воздуха снежок, а потом начали раздвигаться, вытягивая друг из друга… Свет.
По мере движения он превращается из бесформенного комка в нить, трепещущую на невидимом ветру. Истончается до полного разрыва, и в руках кочегара остаются два прутика, сотканных из сияния, подозрительно похожего своими цветами на шарики.
Один серый, другой белый…
Взмах. Почти дирижерский. Но это вовсе не палочки, потому что Болек вдруг пристраивает бело-золотую на левое плечо, совсем как скрипку.
Звуков нет. Ни единого. И все-таки она льется. Музыка. Иначе почему шарики пускаются в пляс?
Впрочем, я смотрю не на них. Не на вихрь искр, закручивающийся по центру реакторной. Не на разряды, пронизывающие воздух от стены до стены. У меня есть зрелище куда более достойное и восхитительное.
Наверное, так выглядел Паганини, пустивший ад в кончики своих пальцев.
Куда делись бесстрастие и флегма? Я не узнавал унылого богомола в человеке, который жил сейчас в такт резкой, отрывистой, сумасшедшей и совершенно непостижимой мелодии.
А когда начало казаться, что еще немного и смогу распознать хотя бы несколько нот, все закончилось и вернулось на круги своя.
— Маэстро сочтет достаточной проведенную демонстрацию?
Маэстро? Вот теперь он точно издевается. Или просто не знает цены ни себе, ни этому слову.
32 часа 22 минуты от перезагрузки системы
Бортпаек — это хорошо. Удобно. Всегда под рукой: только изымешь один из соответствующей камеры, на его место тут же прибывает новый. Такой же. Отвратительно одинаково безвкусный.
— Вы все время так питаетесь?
Адъютант меланхолично сдергивает обертку с чего-то, похожего на шоколадный батончик.
— Экономия.
Ну да, времени, денег, всего остального.
— А когда все номера заполнены? Постояльцы тоже жрут эти… Консервы?
— Не консервы. Отложенная фаза.
— Чего?
— Жидкости.
Можно подумать, стало понятнее.
— Что за фаза такая?
На меня смотрят. Без выражения, как обычно. Потом взгляд отводится в сторону, и я успеваю прочитать в нем нечто подозрительно похожее на скуку.
— Это слишком сложно для вас, адъютант? Просто взять и ответить на вопрос? Поверьте, если бы у меня был другой источник информации, я бы ни за что на свете…
Вздох. Негромкий, невесомый, но вполне очевидный.
— Средняя палуба.
Вместе со мной блондинка по шахтам не прыгает: пользуется исключительно ногами и стандартными лифтами, которыми база тоже оснащена. Скорость у этих громадин черепашья, пока доберешься куда-нибудь, можно выспаться.
— Направо.
Коридор закручивается спиралью, заставляя нас повернуть, наверное, больше дюжины раз, прежде чем закончиться очередной закрытой дверью. Я уже успел выучить, что если проход закрыт, значит, помещение, куда он ведет, находится в состоянии консервации либо имеет особый статус. Закрываются, к примеру, аппаратная и реакторный отсек, а тот же мостик доступен в любой момент любому желающему. Правда, он никому и не нужен, кроме меня, но это детали.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу