Огромная комната была стерильно чистой, как морг, но не такой пустой и не такой безмолвной. Шум, свет и движение наполняли ее. Негромко и тонко, почти визгливо, пели генераторы с трансформаторами. Тлели зеленоватым флюоресцентным сиянием катодные лампы, а выпрямительные, полные ртутных паров, наливались лиловатым огнем. Вспыхивали, когда луч доходил до центра экрана, осциллографы, пощелкивая — клик-клик-клик, — словно отсчитывающие скорый темп метрономы. Большой, прямоугольный, солидный, стоял иконоскоп, наделяя особым, важным смыслом неизменную таинственность движения и звука, — каковые размеренностью их повторения сами обращались в разновидность тишины, подобно гулу крови в ушах. Полную тишину можно и видеть, и слышать.
На дальней стене лаборатории висели во множестве схемы и карты, куда более точные, чем те, что имелись в распоряжении бедняги МакТурка. Тут были даже карты воздушных потоков — и в горизонтальной проекции, и показывающие возвышение над уровнем моря, с нанесенными на них слоями Хевисайда и направлениями высотных ветров. Другие стены были скрыты под тысячами книг.
Несколько неожиданной казалась здесь шахматная доска с недоигранной партией, стоявшая в дальнем конце лаборатории на чем-то вроде операционного стола. Рядом с ней, неподвижный, как шахматные фигуры, возвышался Хозяин.
Китаец наколол на острый штырек листочек с названными Мак-Турком цифрами, — словно он был оплаченным счетом, — и приблизился к столу. Он двинул слона на шесть клеток по диагонали. Звукосниматель Хозяина плавно подъехал к черному королю, и произвел рокировку.
Глава восьмая
Заговорщики
— Джу?
— Да?
— Наверное, он действительно с тобой разговаривал, — сдавленно сказал Никки (не привыкший признавать свою неправоту). — Знаешь… он, похоже, умеет — ну, вроде как мысли читать.
— Именно разговаривал, — категорическим тоном заявила она.
— Ну, ты могла бы хоть в чем-то мне уступить.
Она уже почти не злилась на него и потому с некоторой подозрительностью сказала:
— Ты бы уступил, так и я бы уступила.
— Ладно, значит, разговаривал.
— Честно?
— Честно.
— Ох, Никки, тогда, может, он то самое и делал.
— Что?
— Да мысли читал. Хотя это и не имеет значения. Если мы с тобой понимаем друг друга, то ведь все равно, как это у нас получается, правда? И вообще, Никки, чего ты так носишься с этим? Почему ты на него взъелся?
— Ты говорила, будто он тебе все объяснил, — так что же он объяснил?
— Это трудно пересказать.
— Он рассказывал, что они тут делают или что собираются делать, — зачем они вообще тут сидят?
— Да.
— Ну так зачем?
— Он сказал, что они заняты хорошим делом.
— Но каким, Джуди, каким?
Возможно, — из-за того, что они были близнецами, — разум Никки, имевший сходство с ее, обладал способностью влиять на разум сестры в большей степени, чем разум любого другого человека. Возможно, оттого, что между Джуди и братом существовала внутренняя связь, ее сознание не удалось погрузить в такую же глубокую спячку, как сознание техников и рыбаков. Она принялась нервно теребить, развязывая и снова завязывая, поясок на своей рубашке, и вид у нее стал встревоженный. В синем свете ночника Никки подошел к ее койке и присел, почесывая Шутьку.
— Пожалуйста, Джуди, постарайся припомнить.
Она с трудом выговорила:
— Я не помню его объяснений.
— Ты разве не понимаешь, что не могут они заниматься хорошими делами и при этом стрелять в людей?
— Может быть, это они по ошибке? Да, конечно. Он так и сказал.
— Да не бывает таких ошибок. И если мы с тобой здесь на каникулах, то почему мама и папа не пришли попрощаться с нами? И почему нас запирали?
Джуди расплакалась.
— Ну, ладно, Джу, шут с ним. Мы еще успеем все это обдумать.
— Нет.
— Что нет?
— Давай думать сейчас.
Никки сидел, боясь пошевелиться и стараясь не дышать. Братцыкролики, думал он, похоже я ее все-таки вытянул. Только не торопись.
Она сказала:
— Я совсем не помню, что он мне говорил. Все будто смазалось. По-моему… А ты не чувствовал, что засыпаешь?
— На меня это вообще не подействовало.
— Что?
— То, что он делает с помощью глаз или мозга, или я не знаю чего.
— Но он же с тобой разговаривал?
— Он произнес латинскую фразу — на радостях, что меня не проняло. Да и то, прежде чем он смог ее выговорить, ему пришлось выпить еще один стакан виски. Мне кажется, он вообще без виски говорить не может, — так, как мы говорим. Сам-то он разговаривает не то с помощью глаз, не то лба, не то еще чего-то.
Читать дальше