Роман Мискин - Амулет Святовита. Первая часть.

Победа была полной и просто ошеломляющей, ибо такого разгрома нечисть не знала с тех времен, когда на стороне людей выступали волшебные самодивы, или Дивный Народ, воспетый в издревних сказаниях, ясноглазые задумчивые мечтатели и великие воины. Но на этот раз ни к каким чарам не прибегали вовсе, а потому вкус победы был еще более весомым, и вселял уверенность и в людей, и в земников. Последние прямо-таки раздулись от собственной важности и прохаживались туда-сюда по лагерю, засунув руки за кушак, и умудрялись даже как-то свысока поглядывать на людей с высоты своего роста в половину людского. А на следующий после великой победы день земники засобирались домой, и успели точь-в-точь к празднику Лиго, который и отметили с большим размахом.

Но этот Янов день был значителен не только тем, что приурочился к круглой годовщине победы - священному числу в трижды семь. Он выпадал на Перунов день - четверг, а потому вирсайты и решили на праздник провести Вечевой Сбор, тем более что вести стали доходить тревожные и смутные - как бы не пришлось опять браться за кольчуги и кистени, исконное прадедовское оружие барздуков.

А вести воистину были нерадостные - зашевелилась нечисть на границах Неманского края и нападения волколаков то тут, то там уже не были бабушкиными сказками, из дремучих лесных закоулков вновь полезла всякая дрянь вроде умертвий или упырей, а к злокозненному чародейству колдунов-буртининков стали привыкать как к неизбежному. Да и сама пуща становилась какой-то настороженной и опасной, некогда торные тропы неведомо почему вдруг заворачивали на болотные топи или буреломы, или, глядишь, могли внезапно оборваться на самом краю провального оврага. Несчитано развелось воронья, нетопырей и прочей мерзости, а в глухую полночь замогильно выли и хохотали неведомые твари. Барздуки все чаще и чаще обходили дозорами свои владения и насмотрелись всяческой жути, что называется, за глаза. Об этом и судачили по своим хуторам да урочищам, размышляя что к чему. А пока все шло своим чередом, земники присматривали за лесом, пасли по опушкам своих зайцев и судили-рядили о своем житье-бытье где-нибудь за кружкой пенного пива, готовясь к самому большому летнему празднеству.

Янов день для барздуков, искони поклонявшихся Предковечному Древу, всегда значил очень много - легенд и преданий о нем было сложено столько, что запомнить их все не было никакой возможности. В каждом хуторе и в каждом урочище за добрый месяц до самого праздника начинались долгие рассказы по вечерам про летний солнцеворот, когда на Купалу небесное светило входит в такую силу, что день этот бывает самым длинным за весь год, а потому и считается священным. Травы лесные и луговые на Янову ночь вбирают в себя все соки земли, а разом с ними ее тайны и волшбу. Ручьи и реки обретают способность очищать от скверны, и даже зори небесные, солнцевы сестры, устраивают хороводы в вышине. Однако и нечисть беснуется вовсю на купальскую полночь, противясь светлой воле солнца. А потому и зажигают живые огни сразу же по заходу небесного лика, оберегая себя и своих близких от козней лукавых и лихих, прыгают через священное пламя, дабы отогнать распоясавшуюся нежить, и обливаются водою из лесных ключей и родников, очищая душу и тело. В эту колдовскую ночь сама природа выворачивается наизнанку, давая возможность даже непосвященному прикоснуться к своим сокровенным таинствам, очиститься и набраться сил.

Однако самой извечной тайной купальской ночи были ее клады, про которые во всех землях Великолесья ходили старинные легенды и сказы. Зарытые в землю или спрятанные умело в других потайных местах, эти клады прямо-таки не давали покоя всему Понеманью. Рассказывали про клады разбойников и древних чародеев, чьи имена и вовсе позабыты, про клады варягов и меченосцев, награбленные в кровавых походах, про клады самодивские и великанские, заложенные в прадавние времена, да мало ли какие еще! Рассказывали про клады в пещерах и холмах, в ручьях и колодцах, подле корней и в дуплах древних дубов, по лесам и полянам, по болотам и разным урочищам. Рассказывали про клады чистые и нечистые, про клады, заклятые на семь или двенадцать голов, про клады, которые превращаются в людей или живность всякую и бродят себе по земле, про клады, которые тужат и воют в своем подземелье, ибо время заклятья давно уж вышло и они просятся на волю. Рассказывали про колдовскую траву нечуй-ветер или таинственный жар-цвет папоротника, призванные навести на сокровища и забрать древний клад. Да и сами эти чародейские зелья отыскать можно было лишь поборов чародейские козни купальской нечисти, потому как не только злато-серебро было в тех древних хранилищах, но и нечто, что совсем уж не стоило бы извлекать на свет божий из вековечного забытья.