Елена Саринова: Дневник беременной или Лучшее средство никого не убить

- Были у меня дела!

- А-а, - открыла Солена свой пухлогубый рот. - Дела... Венчание ладно прошло.

Стэнка в ответ наморщила нос:

- Что ты мне опять?! Я ничегошеньки не слышу! Ор, как в преиспод...

На этом месте музыка с переливом прервалась. Стэнка заозиралась, но из-за стола медленно поднялся стожковый староста:

- Добрые люди! - оторвал он от зажатой в руке рюмки взгляд. - Добрые люди!.. Что я хотел вам всем сказать?

- Так скажи уж, - пьяненько крякнул с места щуплый дядька Прохор.

Староста, скосясь на него, потянул длинным носом:

- А и скажу! Жизнь, она полна и добрых дней и смурных. Вот, еще седмицу взад схоронили мы нашего мельника, нашего доброго Житомира Пича, - на этом месте издала кряк уже Солена сбоку, староста тряхнул головой. - А сегодня с вами свадьбу гуляем! - и развернулся к молодым. - Дорогие вы наши мла...мла... - теперь "крякнула" половина из гостей, бабка же Ясна замерла (вдруг, то лавка под ней?). - Младенчики наши! - быком взревел оратор. - Живите в мире да добре многие годины! Не знайте лиха да съурока! Э-эх! На небе Бог - на земле свадьба! Горько!!! - и опрокинул в горло рюмку.

Весь двор радостно его подхватил:

- Го-рько! Го-рько!

"Младенчики", переглянувшись, встали...

Немного погодя начались долгожданные на любом гулянье танцы. Музыканты устроились на высоком крыльце дома. Ребятня облепила собою заборы и хихикала теперь с них на отбивающих бешеный праздничный ритм гостей. Стэнка же с Соленой юркнули под высоченную ветлу в углу двора. И оттуда, как из темной норки, обозревали теперь все гулянье в свете.

- А молодуха то не танцует, - зевая, пропела подружка травницы.

Та зло хмыкнула:

- Оттанцевалась. Месячина и рожать. Вон какой живот.

- Это точно... Стэнка, а чего вы с Гргуром бычитесь друг на друга? Он к тебе солому стелил, а ты его...

- Чего? - скривила Стэнка рот. Еще не хватало: с этим... - Не мужик он, - сказала, как скосила.

- А кто?

- Смердяй и трус. А бычится, потому что я ему отказала. Ой, да не как девка мужику, а отвар один сварить.

- Стэнка, а что ж за "отвар" то такой?

- Из жерухи(2), - выдохнула и округлила на подружку глаза. - Вот так-то.

- О-о-о, - понимающе протянула та.

- Ого. А пусть теперь и живет с тем, что заслужил. Стерпится - слюбится.

- Так ты - назло? - удивилась Солена.

Стэнка дернула плечом:

- А что?

- А я думала, из-за греха на душу... Стэнка?

- Ты о душе моей больше меня не пекись, - вскинулась та на подругу. - Не дала травку Гргуру и всё. И какая теперь разница: почему?.. Давай больше не будем о "младенчиках"?

- Давай, - глядя на Стэнку, вздохнула Солена. - Да и какие они "младенчики"? У них уж свой... на подходе, - и, еще раз выдув носом, развернулась к танцам на дворе. - А венчанье все ж, ладно прошло.

- Ась? - оторвалась оттуда же Стэнка.

- Я говорю: красиво... Не то, что последние похороны.

Ну, в этом Солена, конечно, "специалист", выражаясь по-городскому. Да и похороны те... Не заладились.

А все дело здесь в том, что Стожкам бедственно и давно не везло на священников. Вот и церковь с колокольней свои, кирпичные, и добротный дом сбоку, а Святые отцы селились в нем всё какие-то "безгодные". Может, здешний воздух предгорный их так "отравлял"? Или глушь вокруг не те мысли шептала? Но, не везло Стожкам со священниками и всё тут. Последний, отец Крисп, и вовсе свихнулся. И хоть Стэнка в церковь - не частый ходок, а слыхала, будто помешательство его вышло на почве "говорящих икон". И началось с ночных блужданий вдоль их со свечой, а закончилось... Нет, половину потом из местного озера рыбаки, все ж, достали. В сеть у них же спёртую, замотанными, вперемешку с камнями, но вот спасти уже не смогли: деревянные основы иконостасов разбухли, краски отслоились и Святые лики стали схожи с теми, против кого они и нужны. Но, больше всего стожковцы горевали по списку(3) чудотворного Апостола Луки, и вовсе расколовшемуся в щепы... Отца Криспа вскоре после той "ловли", забрали и увезли на крытой повозке вдаль и навсегда. А церковь в Стожках в который раз опустела.

Случилось это за две седмицы до похорон мельника Житомира. События важного, хоть и в большинстве своем, неурочного. Потому что в Стожках, как и по всей Бередне, относятся к подобным щепетильно, считая смерть частью жизни, еще одним ее обрядом, в котором сам покойник - принимающая гостей сторона... Покойнику Житомиру Пичу, как "принимающей стороне", тогда втройне не свезло: умер накануне Дня Святой Троицы. Большого православного праздника, отмечаемого всклад(4) в соседних Бреговинах, да еще, как назло, грозник(5) вышел жарким... В общем, на третий день "принимающая сторона" начала сильно вонять и являться во снах всей своей семье. Естественно, с претензией: ей давно по делам пора (одной части - на Мытарство, другой - на погост), а тут лежи и радуй собой мух. Да и гости стали заметно редеть. Кто внезапно прихворнул (обезножил, засопливел, вариантов было много), кто просто торчать у ворот устал (без причин, зато честно). Хотя, уже потом половина Стожков в полголоса и по углам обсуждала "какие знатные наливки готовят в Бреговинах" и даже менялась рецептами... На пятый день староста, с лицом мрачнее обычного, привез к покойнику похмельного Святого отца именно оттуда, из Бреговин. Отпевание и похороны прошли в спешном ритме (спешили все, включая Житомира). А вот подружке Стэнки, Солене, пришлось отработать по полной: одной у гроба, потому как остальные (самые стойкие) гости и родственники "скорбели" молча, вдали и с подветренной стороны.