Дженнифер Робертсон - Разрушитель меча

С улыбкой я повторил вопрос Мехмету и тот просто пришел в ужас. Он вскочил на ноги, потом снова упал на колени, сжимая свой порванный бурнус, словно собирался разодрать его, и затараторил что-то вроде укоризненной речи, обращаясь к Дел, ко мне и к небесам.

— Я не знаю, — я опередил вопрос Дел. — Кажется мы его оскорбили.

— А-а, — она вздохнула и полезла в сумку за своим ужином. — Мне очень жаль, что он так на это отреагировал, но теперь, надеюсь, он будет держаться подальше от кобылы.

— Пусть лучше уводит кобылу, чем жеребца, — я жевал хлеб и краем уха слушал молитвы Мехмета. — Как ты думаешь, он так всю ночь проведет?

Во взгляде Дел появилась растерянность.

— Послушай, ну если он так беспокоится…

— Нет.

— Если они в опасности…

— Нет. Может им очень хочется пить, но ночь они переживут. Это люди Пенджи, баска… день или два без воды не убьют их. Они умеют приспосабливаться. Поверь мне, если знаешь…

— Мехмет боится…

— Мехмет боится, что у него будут неприятности из-за того, что он так задерживается, — я запихнул слишком большой кусок сухой кумфы в рот и старательно начал жевать его.

Дел прищелкнула языком от отвращения.

С полным ртом, я оскалился.

— Джамайл любил так делать, — сказала она. — Конечно он был гораздо моложе и просто не мог придумать ничего поумнее.

— Видишь? — я посмотрел на Мехмета, с мрачным видом взявшегося за одеяло. — Типично по-женски, пользоваться любым случаем, чтобы переделать мужчину. Я только одного не могу понять, почему даже мужчина сразу понравился женщине, она все равно хочет его изменить?

— Ты мне сразу не понравился, — прохладно сообщила Дел, а Мехмет смотрел на меня с нескрываемым недоумением; неужели он действительно был ТАКИМ молодым? Или просто запаздывал в развитии и ничего не знал об отношениях мужчины и женщины?

Я задумчиво прикусил губу.

— Ты уже достаточно пыталась изменить меня, баска.

— И кое в чем преуспела, — Дел элегантно откусила небольшой кусочек кумфы и воспитанно прожевала его.

Я показал в ее сторону клоками своего куска.

— Видишь? — снова обратился я к Мехмету. — А какие женщины у вас в акетни?

Мехмет посмотрел на Дел.

— Старые, — сказал он. — И моя мать, — дополнение многое о нем говорило.

Я поднял флягу.

— И они, конечно, тоже стараются изменить тебя.

Он пожал плечами.

— В акетни нужно делать то, что говорят. Что бы мы ни узнавали от песка… — он замолчал. — Я уже сказал слишком много.

— Священная чепуха, да? — я кивнул. — Вот это тоже по-женски. Они вечно все перекручивают, придумывают какие-то ритуалы, лишь бы заставить людей подчиняться. Старые, молодые, все они такие, — я покосился на Дел. — Даже Северянки.

Дел спокойно жевала кумфу.

Я снова повернулся к Мехмету.

— А эта плата…. это что-то ценное?

Мехмет вытащил из сумы кусок кумфы.

— Очень ценное…

Я скептически выгнул брови.

— Если оно такое ценное, почему эти «проводники» его не взяли?

— Потому что они были слепы. — Мехмет пожал плечами. — Их души затворены.

— А моя нет? Если, конечно, она у меня есть.

Мехмет сосредоточенно жевал мясо.

— Но ты же здесь, — сообщил он. И это тоже о многом говорило.

Я раздраженно поерзал на одеяле, стараясь поудобнее устроить колено, и выпил еще вина.

— Ну ладно, с платой разберемся, когда приедем в Кууми. Много времени это не займет — вы не так далеко от дороги. Может ваши проводники и не хотели, чтобы вы погибли.

Мехмет пожал плечами.

— Теперь это не имеет значения. Они сами выбрали свое будущее.

Я наморщил лоб.

— Да?

Но Мехмет уже закончил разговор. Он молча доел свою кумфу, смыл ее в желудок водой, лег на одеяло и уставился в небо. Снова бормотание. Словно звезды — или боги — могли его услышать. Я повернул голову и долго лежал, глядя в темноту. Думая: а вдруг могли.

Я проснулся, услышав возмущенное ржание жеребца и шелест песка под его ногами. Я вскочил и помчался к нему еще до того, как успел вспомнить о больном колене, так что все мои усилия по излечению пошли прахом. Изобретательно ругаясь, я похромал дальше.

Мехмет обернулся, почувствовав мое приближение. В руках он держал потник. Увидев выражение моего лица — и обнаженный меч — он сделал шаг назад.

— Я только хотел помочь, — запротестовал он. — Не украсть, помочь. Я хотел оседлать его за тебя, — он положил руку на сердце. — Ты же сам говорил: с первыми лучами.

Я бы это первыми лучами не назвал, но рассвет был уже близок. Мне пришлось поверить Мехмету: если бы он действительно собирался украсть лошадь и тихо уехать, он взял бы кобылу. Характер жеребца он успел оценить за день путешествия с нами.