Дженнифер Робертсон - Разрушитель меча

— Но во всех окнах, которые я видел, — их было не очень много — всего одно, — стекла были большие и ровные. Конечно они тоже хрупкие и через них хуже видно — но кусочки с мой большой палец в окно не вставишь.

— Ты разбил его прошлой ночью, — напомнила она. — Ночь вообще была богата событиями, в их числе было и появление этого стекла.

Я раздраженно переступил с ноги на ногу — мышцы все еще подчинялись неохотно.

— Магией, которую я вызвал.

— Думаешь она откликнулась на твою красоту? — Дел сладко улыбнулась.

Я посмотрел на нее, не скрывая досады.

— Разве мы сейчас не счастливы?

— Счастливы? — бледные брови выгнулись. — ОТНОСИТЕЛЬНО счастливы: а как иначе могут чувствовать себя люди, если по их следам идут убийцы?

Я посмотрел на Север.

— Ну раз уж речь зашла об этом, нам действительно пора двигаться.

— Не хочешь взять кусочек на память?

— Это? Нет. Зачем? Это просто стекло, баска.

Дел пожала плечами, почти защищаясь.

— А в лучах восхода красиво смотрится. Желтый, розовый, серебристый. Сверкает почти как тысяча бриллиантов.

Я ухмыльнулся, отворачиваясь.

— Пошли, Делила. Зря прожигаем день.

Она смотрела мне вслед, пока я шаркал по песку к поджидающему жеребцу.

— У тебя совсем нет воображения.

Я подобрал свисающие поводья.

— Если задуматься, у тебя его тоже нет.

— У меня? — разозлилась Дел и тоже пошла к лошади.

— Аиды, женщина, тебе не приходило в голову, что последние шесть лет твоей жизни тебя интересовали только поиски Аджани? Это одержимость, а она не требует большого воображения. Даже наоборот, человек с воображением так жить не смог бы, — я вставил ногу в стремя и сел в седло. — Я не собираюсь выговаривать тебе за это — ты делала то, что нужно было делать. Но теперь козлиное отродье сдохло, теперь есть мы.

Дел подождала, пока я вынул ногу из стремени, чтобы сесть самой.

— Мы?

— За нами идет толпа людей с полным отсутствием воображения, а ты собираешься терять время, собирая кусочки разбитого стекла?

Дел изобразила улыбку.

— Я подумала, что тебе захочется иметь что-то на память о магии, которую ты вызвал прошлой ночью. Но зря я все это сказала.

Дел вставила ногу в стремя и я наклонился направо, чтобы, пока Дел влезает, седло не съехало. Когда она устроилась за моей спиной, разобравшись с ногами, сумками и перевязью, я повернул жеребца на Юг.

— Это вечная женская проблема. Вы чересчур сентиментальны.

— Одарены воображением, — тихо поправила она, — и множеством других качеств.

— Я за это выпью, — я подобрал повод и сжал колени. — Пошли, старина… нам еще далеко ехать.

Но «далеко» оказалось гораздо дальше, чем ожидалось. И в другом направлении. Но это было потом.

А пока я мог только ругаться.

Было уже за полдень. Солнце не сильно припекало, но и прохладным день назвать было нельзя; прохлада это когда намного холоднее. Пока было что-то среднее, но чем дальше мы будем забираться на Юг, тем жарче будут дни, и от ожидания этого пекла воздух казался теплее, чем был на самом деле.

Солнце согревало песок. Под бурнусом и хитоном пот стекал по моему телу и жег расчесанную за ночь кожу.

Дел стерла капли с верхней губы. Толстая коса, перекинутая через плечо, вяло покачивалась.

— А дома было прохладнее.

Я не потрудился ответить на это глупое, хотя и верное замечание; Дел обычно глупости не говорит, но такое с каждым может случится. Я мог бы напомнить ей, что упомянутый ею «дом» вовсе не был домом для меня, потому что я, как бы там ни было, был Южанином; к тому же этот «дом» и для нее больше не был домом, поскольку ее оттуда изгнали. Все это Дел знала не хуже меня, но об этом не подумала, может потому что ей было жарко, а может потому что она так и не осознала, что пути назад для нее нет.

Сначала я хотел сказать это вслух, но потом передумал и только тихо выругался. Толку от чего было не больше, чем от замечания Дел, но почувствовал я себя лучше.

Ненадолго.

И ненамного.

Я стоял около знака: скрепленная глиной пирамида из девяти пестрых, серо-зеленых камней, грубо обтесанных, чтобы лежали плотнее. На верхнем камне были выбиты стрелы, уходящие от центра в четырех направлениях света, и знакомый благословляющий (или благословенный, в зависимости от полноты ваших фляг) знак воды: грубое изображение слезы, часто изъеденное ветром, песком и временем, но от этого не менее выразительное. Подобные пирамиды усеивали весь Юг, отмечая места, где можно было пополнить запас воды.