Дмитрий Скирюк: Драконовы сны

Странник миновал уснувшего на лавочке Сороку, заглянул в раскрытую дверь караулки и скрылся внутри. Когда через пару минут он вышел оттуда, следом за ним семенил злополучный дракошка. Прохожие таращили глаза, качали головой и спешно проходили мимо.

– Упились, – сообщил рыжий парень Телли, как нечто, само собой разумеющееся, и махнул рукой. – До капли выжрали, чтоб им. Хоть бы один глоток оставили… На, забирай свою зверюгу.

Дракончик подбежал к хозяину, плюхнулся на спину и заегозил, ласкаясь; он присвистывал, жмурил глаза и вообще выглядел довольным выше всякой меры, будто бы и не было всей этой недавней суеты вокруг него. Телли присел и почесал ему живот.

– У, змей… Набегался, дурак, – поднял взгляд на странника. – Ты, Рик, этого дядьку бойся, а то, неровен час, как трахнет костылём!

– Ладно, – усмехнулся странник. – Пойду я. В другой раз смотри, не попадайся, а то водки у меня больше нет.

Он повернулся и исчез в людской толпе.

Лисс (а точнее – Лиссбург, как его называли местные жители) был невелик, но здорово растянут вдоль реки. Река, само собою, называлась Лисса [2] «…Река, само собою, называлась Лисса…» Лис (или Лея) – такая река действительно течёт в нынешних Нидерландах. Но и только. Турецкие войска до неё никогда не добирались. . О том, чтоб обойти весь город, странник и не помышлял, но даже беглый взгляд мог рассказать о многом. Лисс жил торговлей, в основном, морской, но только несколько необычной. До моря отсюда было далековато, но корабли шли по реке вверх по течению, а там, где русло становилось слишком мелководным для гружёных барж, и был некогда заложен этот город. Каждый год накануне зимы крестьяне спешили запастись солёной рыбой, пока её ещё везли по реке – путь по воде обходился дешевле и выгода для всех была немалой. Город богател, торговля процветала и лишь недавняя война подорвала былые отношения – погорели склады от баловства османов с греческим огнем, порушились дома, и хоть, как говорилось выше, взять сей город турки не смогли, перед осадой местные дельцы заблаговременно и спешно вывезли из города семью и капитал.

Былая слава возвращаться к Лиссу явно не спешила.

Место для города, чего и говорить, когда-то было выбрано красивое, но сейчас, полуразрушенный, он странным образом напоминал какую-то игрушку. Будто шёл когда-то вдоль реки могучий великан-волшебник и остановился отдохнуть на берегу, на этих трёх холмах. Достал платок пот утереть, а городок возьми, да с платком из кармана и выпади. Не заметил волшебник, дальше пошёл, а город так и остался здесь лежать, чуть кривовато, как упал, да вот дома ещё кое-какие от паденья порушились. Здесь были три большие пивоварни, пять рыбокоптилен, бондарка (ну, а как же без неё!), собственная сукновальня, стеклодувный цех, уйма постоялых дворов, трактиров с выпивкой и девками и всякое другое прочее, что можно отыскать в портовом городе. Дома по большей части здесь стояли каменные. А выше по реке и на ручьях расположились мельницы, запруды, лесопилки, всё с войной пришедшее в негодность, но уже частично перестроенное заново.

Странник побродил по улицам, послушал бой часов возле собора (богатый магистрат мог позволить себе часы с механическим боем), выпил пива в погребке, названия которого не стал запоминать, и наконец забрел на южную окраину, больше других пострадавшую от осады.

Здесь было малолюдно. Многие дома лежали в развалинах, а уцелевшие стояли, покосившись. Лавки все были заколочены или разграблены. Неподалёку находилась башня (не Горелая, другая) и ворота, но ворота горожане заложили камнем в три ряда во время штурма (для надёжности, да и вообще), а разобрать покамест руки не дошли. И вот, как отсыхает ветка дерева, лишаясь соков от корней, так пересохли жизнь и суета без притока торговых обозов – путь здесь им был перекрыт. Зато зловредные османы попусту сломали об ворота три бревна и отступились, потеряв под южной башней три, а то и четыре десятка солдат. Всё это страннику поведал в кабаке за кружкой пива разговорчивый парнишка из приезжих, который если и приврал, то самую малость, в чём странник мог теперь убедиться сам. Некоторое время он пробирался сквозь завалы из горелых брёвен, битой черепицы, поломанных бочек и прочего хлама, пока не оказался на какой-то улочке, почти не тронутой осадой и обстрелом. Четыре двухэтажных дома справа и ещё три слева – вот и всё, что на ней уцелело. Здесь было темновато. Фасады верхних этажей у четырёх крайних домов заметно выдавались вперёд, нависая над узкой улочкой и почти смыкаясь сверху. В одном месте для прочности был даже перекинут между ними маленький декоративный мостик, крытый красной черепицей – узкая дорожка городского трубочиста. А возле следующего дома возвышалось старое раскидистое дерево. Листва с него уже облетела. Мостовая здесь тоже была почти вся разобрана, дома зияли чёрными дырами разбитых оконных проёмов. На арке мостика висел на цепи проржавевший, и тоже без стёкол, железный фонарь.