Елена Хаецкая - Изгнанник

— Кто ж будет спорить, — вздохнул Авденаго. — Вот и поясницу у меня что-то ломит…

— А знаешь, как определить, кто Р1, а кто Р2? — Моран сделал музыку еще громче и теперь ему стоило больших трудов перекрикивать ее. — Очень просто! Я постиг. К Р2 применим родительный падеж. Вот к тебе, скажем, применим. Смотри. Ты — Авденаго. Да?

— Ну, да, — сказал Авденаго.

— А что такое — Авденаго? — настаивал Моран.

— Я, — сказал Авденаго.

— Что? — гаркнул Моран. — Что ты говоришь?

— Я говорю — я! — завопил Авденаго.

— Мешаешь вальс слушать, — сказал Моран. — Заткнись.

— Я, пожалуй, лягу, — проговорил Авденаго и растянулся на полу.

Они дослушали вальс. Моран изловчился и лягнул Авденаго в бок.

— Ты что тут разлегся при своем господине? Совсем обнаглел? Ты хоть осознаешь, смерд, при ком ты разлегся?

— Я могу ниц полежать, — предложил Авденаго. — Как перед византийским императором. Только чтобы полежать. Стоять что-то трудно. Устал я за день.

— А, так тебе трудно? Вот и хорошо, — обрадовался Моран. — Давай-ка, встань. Внимай «Анюте» стоя. Навытяжку. Жаль, тяжелого ружья нет со штыком, знаешь, такого, неудобного, как при императоре Павле… На чем мы остановились?

— На том, что Авденаго — это я, — сказал Авденаго.

— Нет, — Моран покачал головой медленно и торжественно, словно готовясь провозгласит ьсмертный приговор. — Ты — в родительном падеже. Ты — кто? Авденаго.

— Именительный падеж, — заметил Авденаго.

— Да, но что потом? — Моран поднял палец. — Потом начинается совсем другое. Ты муж — кого? — Атиадан. Ты дахати — кого? — Нитирэна. Ты раб — кого? Самого Джурича Морана! Так кто ты такой?

— Авденаго.

— Угу. Ты — Р2. Смысл твоего существования — в тех, кто тебя определяет. В них.

— Между прочим, — сказал Авденаго, зачем-то не желая уступать Морану, — в родительном падеже вы все. Вы, Нитирэн, моя жена. А я все-таки в именительном.

— Без нашего родительного твой именительный лишается всякого смысла, — отрезал Моран и поджал губы. Он терпеть не мог, когда его уличали в неточности.

Музыка закончилась. В наступившей тишине Авденаго проговорил:

— Странно, а в Истинном мире я считался довольно значительной персоной.

— Это потому, что ты прилагаешься к очень значительным персонам, — объяснил Джурич Моран. — Так что считай, что тебе повезло.

Авденаго молчал.

— Ты считаешь? — спросил его Моран.

— Считаю, — нехотя выдавил Авденаго.

— Почему-то я не слышу радости в твоем голосе, — заметил Моран.

— Потому что радоваться нечему, — ответил Авденаго, и тут в дверь позвонили.

Авденаго поморщился. Еще одно, осточертевшее. Сейчас клиент будет ломиться в дверь, Моран — орать, что Джурича Морана нет дома, а Авденаго — неубедительно врать из-за запертой двери. У Морана испортится настроение, и остаток вечера он будет шпынять своего раба — просто для того, чтобы развеяться. А поскольку Авденаго надоел Морану не меньше, чем Моран — Авденаго, то все это закончится либо бегством Авденаго из дома под предлогом «выгулять собачку», либо мордобоем.

Очевидно, у Морана возникли те же самые мысли. Он скучно посмотрел на своего раба и пробурчал:

— Что стоишь? Скажи, что меня нет дома. Не то так и будет ломиться до ночи.

— Ну и пусть себе ломится.

— Меня раздражают звуки посторонних людей возле моей двери. Ступай и избавься от него.

Авденаго поплелся в прихожую.

— Мне необходимо побеседовать с Джуричем Мораном, — в ответ на «кто там?» проговорил уверенный, спокойный мужской голос.

— Джурича Морана нет дома, — сказал Авденаго.

— Чушь! Ты кто — слуга? Это ведь он подучил тебя солгать?

— Какая разница, кто меня подучил, — сказал Авденаго. — Господин Моран не принимает.

— В его интересах принять меня, — настаивал голос.

Авденаго открыл дверь, загородил собой вход и проговорил:

— Учти, гнида, малейшее резкое движение с твоей стороны — и я тебе все кости переломаю. Мой господин изволит лежать на диване и упиваться собственным величием под музыку Анюты Гаврилиной.

В прихожую, отстранив Авденаго, ловко проскользнул человек в хорошо пошитом костюме. Он был высоким, угловатым, что странно не вязалось с его интеллигентным голосом и хорошими, немного вкрадчивыми манерами. Его лицо обладало некоторыми чертами монголоидности — иногда такое встречается у сибиряков.

— Как к тебе обращаться? — спросил он у Авденаго.

— Никак. Сейчас ты скажешь, что тебе надо, и уйдешь.