Тэд Уильямс - Проспать Судный день

Никогда еще я не слышал, чтобы Оксана говорила так долго и пыталась сказать по-английски больше пары фраз. Очень старался игнорировать присутствие рядом молодой, теплой и красивой женщины, старался включать только уши и мозг, поскольку ей было нужно именно это. Нелегко было. Может, я и ангел, но мне тоже было одиноко, а тело мое чертовски смертно.

— А потом она тоже меня полюбила. Конечно, были другие девочки, но она любила меня больше всех, она сказала это. Больше мне ничего не надо было. Она меня звала… она меня звала…

Голос Оксаны снова сорвался, ей надо было пройти через это, как через жестокий шторм. Она крепко обхватила меня рукой и прижалась головой еще сильнее, будто животное, пытающееся зарыться в землю от опасности. Приступ прошел, и она снова заговорила, спокойным и напряженным голосом.

— Она называла меня ходулочник. Птица такая, с длинными ногами, в воде ходит. Говорила, что это я. Ходулочник!..

Рыдания снова сотрясли ее и продолжались так долго, что я уснул, продолжая обнимать ее.

Позже, через пару часов после рассвета, я проснулся снова. Оксана все так же лежала в постели со мной, но ее объятия стали совсем другими. Она прижалась промежностью к моему бедру и грудями к руке, и спала, тихонько толкая меня и издавая тихие звуки. Соски отвердели и проступали через тонкую майку. Она провела ими по моей руке и тихо застонала, так тихо, будто этот звук донесся из соседней комнаты.

Она спала, в этом я был уверен, и ей снилась Галина, которую она потеряла. Я попытался отодвинуться, но она вцепилась в меня и тихо захныкала. Мне самому приснилась Каз, и у меня эрекция была уже вполне ощутимая, но от ритмичных движений Оксаны, прижавшейся ко мне всеми интимными частями, тихими звуками желания и удовольствия, эрекция стала полноценной и болезненной. Я не знал, что делать, кроме как вылезти из кровати. Оксана хотела не меня, она хотела того, чего не могла получить, а я не хотел ее, по крайней мере, мое сердце ее не хотело. А пользоваться ее положением я не хотел еще больше, пусть даже мое грубое и тупое физическое тело считало совсем иначе.

Я слегка повернулся на бок, чтобы не дать ей коснуться моей плоти, дрожащей от желания, и уже собирался выбраться из теплой кровати и перебраться в холодное кресло, ради блага всех находящихся в комнате и, как минимум, еще одного, кого здесь не было, но тут Оксана судорожно вздохнула и сжала бедрами мое бедро с такой силой, что я испугался, как бы у меня бедренная кость не сломалась. У женщин, знаете ли, есть эти особенные мышцы. Затем она расслабилась, глубоко дыша, что-то сказала, чего я не расслышал, и заснула еще глубже.

Я долго лежал рядом, пытаясь уснуть без особого успеха. Я тосковал по Каз, как тоскует по возлюбленной любой мужчина, а теперь к этому добавились еще пара новых поводов, которые раньше мне и в голову не приходили. Со временем кровь отхлынула к тем местам, где ей и положено быть, выполняя свои обычные функции, и я снова провалился в темноту на этот раз увидев во сне бесконечные белые коридоры, из которых не было выхода.

Не знаю, как вы, а я, несколько недель что-то планировав, чувствую себя хреново, когда оно разваливается, сгорая и принося смерть, ужас и ощущение бесполезности, но тут же начинаю планировать что-нибудь новое. Сами понимаете, чтобы не останавливаться на месте.

Конечно, я был опустошен и предпочел бы беспробудно пить, пытаясь забыть допущенные мною ужасные ошибки, но сейчас я не мог себе этого позволить. Надо было выяснить, что делать дальше, поскольку то, что «дальше», случится со мной, хочу я этого или нет.

В утренних новостях Сан-Джудаса были результаты нашей ночной вылазки во всей красе. «Погром в Стэнфордском музее — вандализм или политический протест?». «Курьер» в своем репертуаре. К счастью, я не заметил никаких упоминаний о телах. Видимо, тот охранник, которого уложили, все-таки выжил, а отсутствие иных тел говорило о том, что парни из «Черного Солнца» забрали раненых с собой, когда убегали. Я, конечно же, был уверен, что некоторые из этих раненых были из категории «скорее мертв, чем жив», но порадовался тому, что любовь неонацистов к чистоте и порядку обеспечила то, что расследование не превратится в расследование убийства. Если расследуется тяжкое преступление, избежать неприятностей в десять раз сложнее, могу сказать вам, исходя из собственного печального опыта. Как я тосковал по тем дням, когда еще мог действовать законно, с точки зрения Небес, мог вызвать команду зачистки из Небесной Диспетчерской, как я сделал, когда обнаружил, что устроили парни из «Черного Солнца» этажом выше над моей старой квартирой.