Вера Огнева: Дети вечного марта. Книга 1

Виновата была девчонка, которую Саня вечером встретил у городского колодца. Остановился попить, перебросился парой слов с черпальщиком и уже собрался топать к себе, а тут — она. Проводите, говорит, меня, молодой человек, до дому, сама я сильно опасаюсь ночных страхов. Он тихонько хмыкнул на бабьи глупости, — откуда страхи в тихих как сухое болото Кленяках? — и пошел провожать. Сначала, как положено — к ее дому. Потом она запросилась, погулять. Они ее и пригулял к себе в коморку под городской стеной.

Между прочим, не в каждом поселении такое удобство встретишь. А все по тому что, Кленяки — место торговое. С трех княжеств сюда люди за сахаром ездят. Вот городской совет и придумал: наделать в стене комнатушек и сдавать их приезжим по грошику в день. Вход отдельный. Никто тебя не караулит, когда пришел, когда ушел. Умывальник, стол, да лежанка под пестрым лоскутным одеялом — много ли Сане надо.

До кровати они не дотянули, как вошли, она прыг на него, на пол повалила и давай целовать, будто год мужика не видела. А он, что же, он разве против? Сам давно сообразил, зачем она такие дальние прогулки затеяла.

Сначала они по полу катались, потом он ее на кровать перетащил. И понеслось. Оторвался! Девка сперва хихикала, потом урчала, потом начала орать в голос. Саня испугался — вдруг ей больно? — отодвинулся. Ага, как же! Она в него вцепилась: давай, говорит, еще. И давал. До самого утра. Утром она, только что не на карачках, уползла…

Спать не хотелось. Саня еще немного повалялся, покусал лепешку, попил воды и пошел на рынок, искать работу.

За три недели к нему там привыкли. Знали, что работает он хорошо, не ворует, не скандалит, кому и за так поможет. Рынок место бойкое, народ туда-сюда бегает. Всяк своими делами занят, не до расспросов ему. За все время у Сани только раз и поинтересовались: кто таков. Он назвался. Ему поверили.

Он, не торопясь, шел с окраины к центру городка. Вольно разбросанные, заросшие кленами, богатые усадьбы сменились узкими улочками, на которых дома лепились бок в бок, а которые и налезали друг на дружку. Почти везде выщербленная кирпичная кладка пестрела заплатами свежей штукатурки. Где-то кривилась завалинка, где-то высоко поднимался, обложенный камнем цоколь. Из простенков и глухих тупиков пованивало помойкой. Гнилой забор одним концом завалился в заросший крапивой палисадник. Следом — новенькая кованая загородка, за которой скучал без крыши недостроенный дом. Кривые переулки разбегались в стороны паучьими лапками.

Саня нырял под веревки, с развешанным поперек улицы бельем, обходил выбоины и трещины в тротуаре, посматривал, похохатывал.

Дочка пекаря выложила на подоконник пышные груди, махнула ему рукой, улыбнулась. Он ей тоже улыбнулся, головой покрутил.

— За хлебом придешь? — крикнула девушка.

— Ага.

И пошел дальше, пиная, подвернувшийся под ногу камешек. Свернул к колодцу, проскочил узкий переулок и вышел к рыночной площади

Ограды у рынка не было. Зато, будто на смех, стояли ворота — каменная арка с узким темным проходом. В тени Саня остановился передохнуть и осмотреться. За черной границей света-тени колготилась базарная площадь.

Девчонку он заметил сразу. Еще удивился, думал до завтра не встанет, нет, вертится посреди майдана, высматривает кого-то. Не его ли? Саня пошел к ней, растянув рот, в самой своей веселой улыбке, и уже приготовился поздороваться, а девка возьми и заори. Пальцем в него тычет и кричит: "Вот он!"

Ну, он. Я, то есть. И что?

А — то! Из-за девки вывернулся старый сухой сморчок в длинном черном халате и тоже орет: "Где?!"

Спасла реакция. Стариково "где" еще гуляло между прилавков, а парень уже улепетывал в сторону городских ворот.

Только полный идиот не узнает законного колдуна. А встречаться с сим представителем местной администрации в планы Александра никак не входило. Он с первого дня в городе сторожко посматривал да прислушивался. Выяснил: законный колдун у них старый, хворый, сильно не лютует. То есть, надо ему в тапочки насрать, чтобы он поднялся да пошел тебя ловить.

Выходит — насрал. Или люди врали? Не спросишь уже. Набегу не успеешь, а и успеешь, ответ не догонит. Только ветер в ушах — так бежал. Прыгал, перелезал, подныривал, проползал, и все — единым духом. Хорошо, хоть в коморку возвращаться не надо. Все его имущество на нем и с ним: по карманам рассовано — такая привычка, давняя уже. Лишь бы выбраться из, ставшего опасным, города. В полях его фиг поймают. А и поймают, закона такого нет, чтобы его, в поле пойманного, судить.