Наталья Соболева - Пламя и пепел

Он вдруг снова замолчал, только смотрел на меня, но уже по-другому, как будто само мое лицо помогало ему вспомнить и как-то оценить события того утра. Речь его прерывалась, будто ему не хватало воздуха — но было заметно, как он старается ничего не упустить.

— Все-таки одно меня зацепило, даже не сразу поверил — ты лежала прямо на воде, знаешь, как если б плыла, но… ты была без сознания, это ясно. Дальше все понятно — вынес тебя на берег, побежал было за помощью, никого не нашел поблизости, поторопился назад — ты уже сидела в машине. А вот дальше… дальше, конечно, все было странно.

Я попыталась подбодрить его мягким вопросительным взглядом. Мне очень важно было знать, что именно он видел и заметил, каждую деталь.

— Ты меня прямо напугала. Тебе было плохо, да и вела ты себя странно. И я… не поверил тебе. Не смог просто так оставить одну, хоть ты уже и была у себя дома. Я вернулся и заглянул к тебе в комнату, чтобы проверить, как да что. Я до сих пор не знаю, что увидел, но я очень испугался, и… вот даже не помню, как добрался до машины. Помню, долго сидел там, даже не думал ни о чем, просто был в шоке. Да я и сейчас… А потом вообще — я не знаю, что с мной сейчас происходит…

Я насторожилась. Я не знала, чего ждать от его рассказа дальше. Смертный, на которого попадет хоть искра пламени перерождения, погибнет — вот все, что я знала, и это было непреложным правилом. Но прошло уже несколько дней, а Этьен был жив. Конечно, этому можно только радоваться, но вот что это значило? Я ничего не знала о таких случаях, и вряд ли смогу помочь ему…

— Меня, кажется, лихорадит, — продолжал Этьен, — все горит внутри, но это еще ничего. Я подумал, что просто простудился, даже в аптеку сходил, и больничный взял. Но потом, — он махнул в сторону окна, и я увидела обгоревшую занавеску, мокрыми клочьями свисавшую с гардины, — у меня очень болела голова, а за окном все время сигналила чья-то машина. Я подошел к окну и посмотрел на нее — и вдруг занавеска загорелась…

Я задумалась.

— Ты разозлился, так?

— У меня так сильно болела голова, — пробормотал он, глядя вниз.

— Послушай, не надо себя винить. Во-первых, ты ничего такого не сделал, а во-вторых — сейчас мы спокойно во всем разберемся.

— Что же мне делать? Что происходит? И что было с тобой в тот день?

— Подожди минутку.

Я сорвалась и буквально сбежала на кухню — разговор будет долгим, а потому нам не помешало бы заварить чаю. Странное дело, как порой сближают две чашки с горячим индийским напитком, а кроме того, мне нужно было немного времени. Этьен не стал возражать, видя, что я хозяйничаю в его квартире — похоже, ему просто было все равно. Я заглядывала в шкафчики в поисках чая, сахара, молока и кружек. Открывая и закрывая дверцы, я пыталась понять, как отвечать на его вопросы, не зная всего.

Через несколько минут я вернулась в комнату с подносом, на котором были два больших бокала, сахарница, пакет с молоком — молочника в квартире я не нашла — и две салфетки. Я поставила поднос на небольшой столик у кровати.

— Ой, извини, у меня ведь только одна чашка, — Этьен поднял, наконец, глаза на импровизированную чайную церемонию.

— Одна? — я с сомнением посмотрела на два бокала на подносе, у одного из которых, правда, был отбит край.

— Ну да. Из второй я поливаю свой цветок, — Этьен тут же протянул руку к щербатому бокалу, по-джентльменски предоставляя мне пить из целого.

— У тебя есть цветок? — вот так сюрприз, подумала я.

— Нашел однажды рядом с домом, кто-то выбросил прямо в горшке. Я подумал, это жестоко, совсем как выгнать маленького котенка. Забрал цветок, купил новый горшок вместо старых осколков, и теперь поливаю время от времени.

— Интересно, — сказала я, делая первый глоток чая — черный с каркаде, еще один сюрприз на кухне холостяка, — С чего же мне начать?

Спрашивала-то я себя, а Этьен ответил мне взглядом, напомнившим того самого брошенного котенка, о котором он говорил.

— Начну с себя. Не знаю, чем это предварить, так что так и скажу: я — бессмертный Феникс, — я пропустила мимо ушей то, как Этьен подавился чаем, и продолжила, — итак, я борюсь с негативной энергией, с природными катаклизмами, так мы привыкли их понимать.

— Подожди, подожди, — Этьен вытянул вперед руку, и я замолчала, — так ты, выходит, не совсем человек?

Я пожала плечами. По крайней мере, я чувствовала себя человеком. Остальное не столь уж важно. Поставив чашку, Этьен подошел к окну. Опершись о подоконник, он долго смотрел на улицу, не замечая, что занавеска касается его обгорелым краем. Я тихо сидела, обхватив ладонями горячий бокал, и ждала, когда он обернется. Это были очень важные минуты, и я не собиралась прерывать его мысли. Пусть это будет именно его решение.