Галина Романова - Бывших ведьмаков не бывает

— Не из ваших. — Лясота уже сто раз проклял себя за то, что втянулся в разговор. — С Затинной. Ну, бывай, служивый. А мне домой надо.

— Погодь, — жандарм заступил дорогу. — А ну пачпорт покажи!

Вот ведь гад! Мысленно послав блюстителя порядка по матери, вслух Лясота сказал:

— Да ты с ума сошел? Кто ж к любовнице с паспортом ходит?

— А мне все едино. Покажь — и все тут! А не то в участок сведу.

Он напрашивался на взятку. Полтина или рубль вполне бы заменили и паспорт, и вид на жительство. Но денег у Лясоты не было. Он попятился, что для жандарма, как для пса, послужило сигналом к атаке.

— А ну стой!

Медлить больше было нельзя — в конце улицы показались жандармы с городовым, разгоряченные погоней и злые оттого, что их заставили лазить по заборам. Лясота ловко поднырнул под бердыш, припав на колено, и побежал прочь. Вслед ему неслись крики.

Тут народа было больше, затеряться стало труднее, но зато появилась надежда, что прохожие встанут на сторону беглеца.

— Держи вора!

На него оборачивались. Еще свистки послышались откуда-то сбоку. Теперь не уйти. Но ноги сами несли вперед. Он мчался, уворачиваясь от разносчиков, ныряя под колеса экипажей, чуть не сбив с ног какого-то важного господина с тростью, облаянный моськой, которую вела на поводке пожилая женщина, то переходя на быстрый шаг, то снова срываясь на бег. Сердце прыгало в груди, дыхания не хватало. Но сдаваться он не собирался.

Свистят. Опять… И так близко! А он так устал…

Резкий окрик сорвал его с места. Затопали шаги. Послышался свисток. Ну сколько можно? Когда это закончится?

Его гнали уже несколько часов. Только предчувствие опасности — внезапно проснувшаяся кроха былых Сил — до сих пор позволяло ускользать из кольца медленно сжимающейся облавы. Ему уже перекрыли дорогу на Грачи и в Вонючку. Оставались Подгорное и Марьино Поле, но туда так далеко добираться! Через весь город. Вот и приходилось кружить на одном месте, выискивая лазейку. Жандармам приходилось действовать осторожно, они знали, что беглец вооружен. Правда, один пистолет он потерял, но судорожно, до боли в пальцах, сжимал второй. Нет, эта пуля не для кого-то из его преследователей. Эта, последняя, для него. Живым он в руки не дастся.

Движение в центре города было оживленнее, чем на окраинах. Спеша пересечь улицу и переулками пробраться подальше от проспектов, Лясота рванул на другую сторону, пробираясь прямо между экипажами и всадниками.

— Пади!

Чудом увернулся от кареты. Привстав, кучер хватил его кнутом, обжег плечи даже сквозь сюртук. Шарахнувшись в сторону и спасаясь от второго удара, Лясота едва не врезался в другую карету, которая как раз в эту минуту резко затормозила, останавливаясь в двух шагах от ворот трехэтажного особняка.

— Ты чего? Жить надоело? — напустился кучер.

Лясота развернулся и побежал прочь. За спиной нарастал цокот копыт. Конный разъезд? Нет, карета. С чего это вдруг? Холеные кони легко обогнали беглеца. Карета завернула за угол, но за миг до того, как она исчезла из вида, Лясота заметил на дверце герб — змея, пронзенная мечом, и княжеский венец. Мелькнула — и пропала, разбудив память. Где он мог видеть этот герб? Холм, змея, меч…

Да не холм. Гора! Загорье!

Владислава? Здесь? В столице?

Взгляд метнулся по стенам домов. На ближайшем доме висела медная табличка «Соборная улица, дом 23». Вот оно что. А какой дом ее? Забыл…

Собрав последние силы, он завернул за угол, спеша за каретой.

Она, оказывается, не отъехала далеко. Пробежав всего саженей сто, увидел ее силуэт около парадного крыльца светло-голубого, с белыми колоннами трехэтажного особняка. Отступив чуть вглубь от дороги, он отгородился от тротуара узким, шага три-четыре, газоном, обнесенным невысокой, в человеческий рост, оградой. Слуги переносили в дом вещи из кареты. На глазах беглеца был снят последний баул, и карета неспешным шагом проехала в расположенные рядом боковые ворота.

Тревожное предчувствие опять кольнуло в грудь. Погоня. Кто-то из прохожих его заметил и указал, куда исчез беглец. Медлить было нельзя. Да, он дал слово, но придется рискнуть и нарушить обещание.

Княжну Владиславу давно мучили дурные сны. Чуть ли не каждую ночь она просыпалась с криком и в слезах. Ей снилась мама — похудевшая, подурневшая, с темными кругами под глазами. Исхудалая и наполовину седая, превратившаяся в изможденную старуху, княгиня Елена протягивала к дочери дрожащие руки и звала немощным голосом. Девушка была уверена, что такие сны предвещают беду. С ее матерью случилось что-то плохое. Возможно, она умерла или сейчас умирает в одиночестве, никому не нужная, забытая даже родной дочерью.