Сергей Юрьев - Хрустальная колыбель

— Предрассудки — это вера, любовь, совесть, доброта… Всё то, чем душа жива. — Служитель Эрл взял книгу из рук сына и бросил её в огонь. Пламя на мгновение затянулось клубами чёрного дыма, а в трубе раздался вой, похожий на крик издыхающего оборотня.

— Откуда это? — спросил Юм, дождавшись, когда пламя в очаге станет вновь ровным и жарким.

— Бродят по землям прибрежных варваров два странничка. Один резьбой по дереву забавляется — идолиц вырезает, да так, что тамошний народ на них целыми днями пялится и шалеет, а иные перед ней на карачках ползают и тень её целуют и облизывают. А второй проповедует вот эту самую мерзость. Ради такого дела он иных из варваров даже чтению научил. А книгу эту мне лорд Фертин прислал с гонцом и написал, что нашёл её на поле боя. Прижимал её к сердцу мертвец, и на лице у него не боль была нарисована, а восторг и блаженство. Как будто он, смерть приняв, всех обхитрил и отправился в жизнь вечную путём той самой Истины, Свободы и так далее… И теперь эта зараза будет расползаться по свету, неся смятение в души и Тьму в сердца.

— Ну и что с того? — Юм подбросил в огонь несколько поленьев. — Вон варвары тоже поклоняются идолам, и ничего страшного — люди как люди.

— Идол идолу рознь. И саабы, и эссы, и степные варвары, и даже венсы — все они хотят одного: избежать гнева стихий и прочих сил, от которых может зависеть их жизнь. Некоторые жрецы даже Творцу Безымянному жертвы приносят, лишь бы всем угодить. А здесь другое. Совсем другое — в той книге каждая строка будит в человеке гордыню — то самое, что заставило Гордых Духов восстать против Творца. А что будет, если люди отрекутся от Творца в сердце своём?! Что будет… — Его лицо словно окаменело, лишь в неподвижных зрачках плясало отражение пламени. — Что будет… Вот конь белый, и всадник с луком на нём восседает, и венец его ал, словно кровь, которая прольётся во имя победы его… Вот конь рыжий и всадник, принесший меч, чтобы забрать мир с тверди земной и заставить людей убивать друг друга… А вот конь вороной, и аршин в руке у всадника его, коим мерит он и скорбь земную, и землю, объятую скорбью… И последний конь — бледный, и смерть сама им правит, и Пекло следует за ней, поглощая тварей земных…

— Отец, очнись! Что с тобой?! — Юм потряс Служителя за плечо, но тот уже очнулся от своего оцепенения. — Что это было?

— Ничего, сынок. Просто я получил ответ… Не я спросил — страх мой спросил. — Служитель Эрл поднялся и повесил на плечо дорожную суму. — Мне пора. Давай прощаться.

— Куда тебе пора? Хоть рассвета дождись.

— Рассвет лучше в пути встречать. — Он уже шёл к выходу. — Время не терпит. Лом Тарл желает новой войны с варварами. Не понравилось сиятельному лорду, что его в живых оставили.

— А при чём здесь Храм? Хочется ему воевать — пусть попробует.

— А ты знаешь, что Герант обещал вождю саабов за то, что тот беспрепятственно пропустит его до Холм-Эста? Ойван тебе не говорил?

— Нет. Да и Ойвану откуда знать…

— Так вот — Герант обещал, что постарается умерить воинский пыл лорда Холм-Ала и сделать так, что тот прекратит набеги. А за слово Святителя отвечает Храм. А войну легче начать, чем прекратить. В смутные времена люди легче верят проповедям от Нечистого. Чего боятся, в то и верят.

— Может быть, мне с тобой поехать? — предложил Юм, не слишком, впрочем, надеясь, что отец согласится.

— Нет, сын. Нет. Если со Служителем приедет лорд, то Лом Тарл поймёт всё наоборот — будто Служитель просто сопровождает лорда. А ты ему не указ, ты ему — равный. — Эрл Бранборг остановился в дверях, услужливо распахнутых слугой, как только тот услышал приближающиеся шаги. — Я должен сказать тебе ещё кое-что. В том пророчестве была ещё одна строка: «Тот, кто будет стоять возле его колыбели, и станет истинным владыкой двух миров…» Я не знаю, о ком там идёт речь, но будет лучше, если ты почаще будешь появляться в Храме и беседовать с Каролом. Он уже начал говорить и недавно спросил кормилицу, что значит «трепетать» и что такое ужас? Я спрашивал того разбойника, который его спас, не говорил ли он при ребёнке этих слов, так он чуть не задохнулся от обиды — говорит: век воли не видать… Выходит, не только твоя нимфа рассказывала ему сказки перед сном.

Служитель Эрл ушёл, и когда за дверью стихли его шаги, Юм вернулся к очагу и упал в кресло, обитое лисьими шкурами. Усталость после долгой ночной охоты взяла своё, и его тут же потянуло в сон. Теперь сквозь пелену рваных облаков из непроглядной тьмы на него смотрели всё те же глаза, полные надежды и скорби. Нимфа, последняя из Древних, смотрела на него из бездны Небытия. Она смотрела, но не видела, она хотела услышать, но слова гасли в вязкой бархатной тьме.