Гарри Тертлдав - Тьма надвигается

Эалстан с Сидроком не прошли и полдороги, когда жандарм в ливрее эрла Брорды взмахнул служебным мечом, останавливая возы и прохожих, осыпав попутно бранью не отскочившего вовремя бедолагу.

– Что за притча? – возмутился Сидрок, но до ушей Эалстана уже долетел ритмичный перестук копыт.

Мальчишки осыпали скачущих мимо кавалеристов восторженными кликами. Какой-то офицер поднял на дыбы своего скакуна. Окованный сталью рог сверкал, будто литое серебро, и слепила глаз безупречно белая единорожья шкура, рядом с которой свежая известка казалась тусклой. Большинство всадников, впрочем, благоразумно разукрасили скакунов. Бурые, песчаные или грязно-зеленые пятна хотя и смотрелись не столь впечатляюще, зато реже привлекали внимание противника, за которым следовали стремительные потоки огня.

Пара стройных светловолосых кауниан приветствовала всадников наравне с остальными прохожими. В своей ненависти к Альгарве они полностью поддерживали коренных жителей фортвежского королевства. Когда движение по указке жандарма возобновилось, Эалстан с тоской проводил взглядом обтянутые тугими панталонами бедра красотки и облизнулся. Фортвежки носили длинные, до земли платья свободного крою, самым приличным образом скрывавшие их формы. Неудивительно, что о каунианах чего только не наслушаешься… А все же красотка шла по улице, словно не замечая, какое впечатление производит, да еще болтала со своим спутником на звучном родном наречии.

Сидрок тоже проводил ее взглядом.

– Гадость какая… – пробормотал он, но, судя по плотоядному тону и вороватым взглядам, ему тоже было не совсем противно.

– Они полагают, им в таком виде шляться позволено, только потому, что так одевались во времена Каунианской империи, – согласился Эалстан. – Империя их тысячу лет как развалилась, если кто не заметил.

– Потому что они в своих похабных тряпках де-гра-ди-ро-ва-ли. – Сидрок с преувеличенной осторожностью выговорил длинное красивое слово, которое он в начале учебного года зазубрил под руководством учителя истории.

Они с Эалстаном не одолели и пары кварталов, когда позади кто-то промчался по улице с воплем:

– Помер! Помер!

– Кто помер?! – крикнул Эалстан, хотя боялся, что и сам знает.

– Дюк Алардо, вот кто! – ответил бегущий.

– Точно?! – разом произнесли Эалстан, Сидрок и еще несколько прохожих.

Алардо Барийский забирался одной ногой в могилу не раз за те без малого тридцать лет, что миновали с той поры, как его владения были силою отторгнуты от Альгарве на исходе Шестилетней войны – и всегда ему хватало сил отступить от ее края. «Если бы только, – мелькнуло в голове у Эалстана, – ему хватило сил зачать наследника…»

Но гонец решительно закивал.

– Так сказал мой шурин, а тому говорил секретарь эрла Брорды, а тот собственными ушами слышал, когда новость передали в замок по кристаллу!

Как всякий житель Громхеорта, Эалстан полагал себя великим знатоком слухов. Этот показался ему достоверным.

– Король Мезенцио заявит о своих правах на Бари, – мрачно заметил он.

– Если так, война будет. – Голос Сидрока прозвучал так же сурово, но не без потаенного восторга. – Не сдюжить ему против Фортвега, и Валмиеры, и Елгавы зараз. Даже у альгарвейца дури не хватит такое провернуть.

– На что у альгарвейца хватит дури, никогда заранее не догадаешься, – с убежденностью промолвил Эалстан. – Врагов у него побольше будет – Сибиу от Альгарве тоже не в восторге, а островитяне, говорят, ребята серьезные. Давай, побежали домой! Может, первыми с новостью успеем!

И оба припустили во всю прыть.

– Зуб даю, – выдохнул Сидрок на бегу, – твой брат только порадуется, что ему дали укокошить дюжину-другую поганых рыжиков!

– Я же не виноват, что Леофсиг родился первым! – пропыхтел Эалстан. – Вот если бы мне было девятнадцать и я бы попал в коронное ополчение… – Он сделал вид, будто поливает огнем все вокруг, столь отчаянно, что, будь у него в руках взаправдашний жезл – пылать бы половине Громхеорта.

В дом он ворвался с воплем, что герцог Алардо мертв.

– Что? – Оставив попытки вернуть к жизни загубленную безумной летней жарой клумбу, со дворика в дом заглянула Конберга, сестра Эалстана, на год его старше. – И что теперь станет делать Мезенцио?

– Захватит герцогство, – ответила вместо Эалстана его мать Эльфрида, выбежавшая из кухни. Она отерла руки льняным рушником. – Захватит… и начнется война. – В ее голосе восторга не было. Она готова была разрыдаться, но взяла себя в руки и, лишь чуть запнувшись, продолжила: – Когда кончилась Шестилетняя война, я была в твоих годах, Конберга. Я помню дядьев и двоюродных братьев, которых ты не увидела, потому что они не вернулись с войны. – Голос ее пресекся, и Эльфрида наконец заплакала.