Кристофер Сташеф - Шаман

— Такой же толк, как и от янтаря, который мы тоже покупаем, — усмехнулся второй торговец. — Люди в городах отваливают нам целые ярды ткани за кусочек янтаря — ведь из него получаются такие красивые украшения.

— А вот олово им нужно, чтобы делать бронзу. — И торговец, покупавший олово, показал свой клинок. — Мы и для вас такие приберегли, хотя вон как далеко зашли на север.

— А вот и не стоило для нас их приберегать, — гордо ответил торговцу Рубо. — Мы нашли железную руду, и у нас есть свой кузнец.

При этих словах торговец сморщил нос:

— Железо! Да оно мгновенно сломается под ударом бронзового меча, выкованного поистине искусным кузнецом! Ладно, как хотите. Пользуйтесь своим железом, а я себе бронзу оставлю.

— Нет, ну некоторые-то из нас не откажутся, — поспешил вставить один из соплеменников.

Главный торговец пожал плечами:

— Поторговать — это мы с радостью. Мы ведь для того и пришли к вам. Но скажите, кто же научил вас ковать железо за тот год, что мы с вами не видались?

— Мудрый человек, Манало, — отвечал вождь Рубо. — Он пришел к нам зимой, прожил у нас месяц и многому нас научил.

— Манало? — переспросил другой торговец и нахмурился. — Не так ли звали странника, который разозлил командира воинов Куру в торговом укреплении Байлео?

Огерн напрягся — неожиданно болтовня привлекла его внимание.

Главный торговец кивнул:

— Тот самый. Он имел глупость проповедовать милость Ломаллина воинам-куруитам. Командир его заточил в темницу и поклялся, что если мудрец не отречется от Ломаллина и не станет прославлять Улагана, то его принесут Улагану в жертву.

— Манало в темнице? — Огерн бросился к торговцу, схватил его за плечи. — Ты точно знаешь?

Так же точно, как то, что руки у тебя чересчур крепкие. — Главный торговец нахмурился, попытался вырваться, но Огерн крепко держал его.

— Где это — Байлео?

— На вершине холма, возле которого ваша река Сегуэй впадает в Машру. Там стояли только стены, а теперь за ними вырос настоящий город. Неужто ты про Байлео не слыхал?

— Слыхал, — кивнул Огерн и скрипнул зубами. — Да только ничего хорошего.

Его соплеменники согласно заворчали. О воинах из Байлео ходили ужасные рассказы. Поговаривали, будто бы там без следа исчезали люди, но при этом из укрепления ночью доносились душераздирающие крики, будто хорошенькие девушки старались не попадаться на глаза воинам-куруитам. Еще говорили, будто бы эти воины захватили заложников, чтобы принудить несколько племен охотников приносить к укреплению всю добычу. Конечно, охотникам неплохо платили и обещали, что Улаган поможет им разбогатеть, но, похоже, радости охотникам от этого было мало.

Заложники… Манало! Вот почему его держат в тюрьме, а не убили сразу! Но почему тогда они хотят убить его на радость своему безумному богу?

Когда они собираются принести его в жертву? — требовательно спросил Огерн.

Отпусти меня, и тогда скажу.

Огерн смутился и отнял руки, однако голос его сохранил испуг И тревогу.

Нечего дивиться, что он не пришел!

— Не пришел? — удивился главный торговец. — Манало обещал снова навестить вас?

— Нет, только… да нет, ничего. Моя жена умерла из-за того, что он не пришел, и поэтому я отомщу этим воинам!

Торговец в тревоге уставился на Рубо.

— Этот человек — что, с ума сошел? С воинами Куру нельзя сражаться!

— О, еще как можно, и я сражусь с ними, — процедил Огерн. — Может, я и погибну в сражении, но это все равно. Скажите мне, когда они собираются принести Манало в жертву?

— Когда я был там, дня они не называли, — отвечал торговец, — и сомневаюсь, что назовут, потому что некоторые из тех племен, которые служат воинам, любят Манало за то добро, что он им сделал. Для куруитов от него больше пользы, нежели на алтаре Улагана.

— Если он жив, он будет свободен, — угрюмо вымолвил Огерн, — или умру я!

Он развернулся и зашагал прочь.

Чалук в испуге бросился было за ним, но Рубо поймал шамана за руку.

— Пусть идет, Чалук, — вздохнул вождь. — Одиночество сейчас — для него лучшее лекарство.

Вождь был прав — однако одиночество было нужно Огерну не как лекарство, а для того, чтобы помолиться Ломаллину. Огерн зашел за старый дуб, поднял голову, посмотрел на ветви могучего дерева, покрытые набухшими почками, и, изо всех сил сосредоточившись, мысленно проговорил:

«Ломаллин, прости меня! Я был не прав, когда обвинил тебя в смерти Рил, теперь я это понимаю! Это слуги Улагана не пустили к нам Манало! О Ломаллин, дай мне сил, дай мне мудрости, дай мне озарение! Помоги мне, и я освобожу твоего мудреца!»