Бронислава Вонсович - Завещание инора Бринкерхофа (СИ)

Рихард остался очень недоволен моим решением, но так как дело касалось моей семьи, все же его принял. Папа уехал договариваться с Хайнрихом-старшим, и уже следующим утром они были у нас дома. Отец Клауса окинул меня тяжелым взглядом и после приветствия довольно грубо сказал:

- Вам так хочется обелить своего отца, что вы не постеснялись возвести гнусный поклеп на моего сына.

- Его поступку есть свидетели, - возмущенно возразила я.

- Полноте вам врать, - презрительно бросил он. - Вот уж точно в папеньку пошли. Если бы вы действительно зелье выпили, то в моем приезде и нужды бы не было.

- Да я даже не выпила, ваш сын силой в меня влил, - я задыхалась от несправедливых обвинений.

- Ну да, ну да, - закивал с мерзкой усмешкой инор Хайнрих, - силой в вас влил орочье зелье. Кому вы врете, дорогуша? Повторюсь, но если бы вы выпили именно орочье зелье, то сейчас думали бы только о том, как попасть к Клаусу, а не как избавить своего отца от справедливого наказания.

- Исследования жидкости производили в двух местах, - возразил Рихард. - И в обоих случаях было подтверждено присутствие орочьего любовного зелья.

- И где же брали образцы для исследования? - скептически сказал так неприятный мне инор.

- Остатки на дне склянки и пятна на моем платье, - просветила я его.

- И что? Кто-то видел, как мой сын держал эту склянку в руках или проливал что-то вам на платье? - недовольно засопел отец Клауса. - Кто может доказать, что внутрь вас попала хоть капля?

- Я так понимаю, что вы отказываетесь от предложения моей жены и озвучиваете те аргументы, что будут использоваться защитой? - холодно сказал Рихард.

- Если бы не скандал, который пагубно отразится на репутации моей семьи, я бы предпочел судебное разбирательство, - желчно ответил инор Хайнрих и смерил меня неприязненным взглядом. - Только вот, в связи с выяснившимися обстоятельствами о ваших новых семейных связях, я сильно сомневаюсь, что решение будет честным. Так что я просто вынужден согласиться на ваш гнусный шантаж.

- Не надо строить из себя жертву, - не выдержала я. - Кто, как не вы, подсунул папе отраву?

- Я подсунул? - он аж побагровел от злости. - Да ваш отец его у меня попросту украл.

- И зачем вы такие опасные вещи дома держали? - скептически спросил Рихард.

- Рассчитывал противоядие сделать. У меня же обширная торговля с орками, а от них можно ожидать чего угодно. Вот я и надеялся обезопасить себя. За огромные деньги достал по случаю, и стоило мне показать свое приобретение этому проходимцу, как флакон тут же поменял хозяина.

Папа смущенно потупился, но промолчал.

- Противоядие? - недоуменно переспросила я.

- А что? - возмутился инор Хайнрих. - Вашему деду можно было этим заниматься, а мне нет? Думаете, у меня мастерства меньше?

- Дед ничем таким не занимался, - запротестовала я.

- Да неужели? Вы меня совсем дураком считаете? Я знаю, что он об этом особо никому и не рассказывал, но со мной он своими планами делился.

- Хорошо, предположим, что вы действительно не подсовывали отцу зелье, - пошла я на компромисс, - но вы же взяли с него письменное признание.

- А что мне оставалось делать? О том, что я владею таким опасным образцом, к тому времени знали уже несколько человек, а я не желал, чтобы меня еще и в убийстве обвинили!

- А деньги, которые вы за противоядие брали? - не сдавалась я. Вот ведь гад, всему найдет объяснение. И я уже не знала, кому верить, тем более, что отец стоял с совершенно потерянным видом и в разговор не вмешивался.

- Вы думаете, мне оно бесплатно доставалось? - возмутился инор Хайнрих. - Да эти орки, когда поняли, что деваться мне некуда, совершенно обнаглели. У меня иной раз и денег столько не было, сколько они запрашивали. Скалят свои зеленые рожи в ухмылке и говорят, что все дорожает, составляющие очень редкие, а в долг они не торгуют.

На его лице было столь явное выражение оскорбленной честности, что я уж было заколебалась, действительно ли он так виноват, как утверждает папа. Но тут вспомнила, что говорил инор Брайнер про этого человека, и все стало на свои места. Да, не имей инор Хайнрих такого дара убеждения, возможно, за решетку он попал бы еще раньше сына. Его доводы казались столь неоспоримыми, что, поговори он со мной еще некоторое время, я и сама бы уверилась, что оговорила бедного невиновного Клауса. Но все же, кто знает, сколько доли правды было в словах предполагаемого шантажиста, а сколько в папиных? Папину склонность недоговаривать или показывать ситуацию исключительно в выгодном для себя свете я знала давно, и никогда она не расцветала еще так ярко, как в последние годы. Единственное, в чем я была твердо уверена, - он не хотел смерти деда и пытался до последнего достать для него лекарства.