Кира Касс - Сирена

Скоро мы станем кошмаром.

Прошло несколько минут, Океан ждала правильного момента – тогда Она разрешит нам воспользоваться главным оружием. Обреченный корабль должен подойти достаточно близко, чтобы слышать нас, но не видеть. Я не знала, как далеко разносятся наши голоса, но подозревала, что на немалое расстояние. Ведь песне надо набрать силу. Она должна смутить, затем повести за собой и только потом убить. Нас желали, за нами охотились. Мы становились неведомым – и невидимым – сокровищем, нас еще нужно найти.

Она велела петь. Я кивнула Миаке.

Мы все набрали воздуха и одновременно открыли рты. Песнь вырвалась наружу сама, без нашего ведома и усилий. Она просто существовала. В ней мешались все языки, и я никогда не могла понять, что же слышу. Французский мешался с суахили, немецкий сменялся латынью. Для далеких ушей песня становилась переплетением звуков, которые казались и знакомыми, и чужими. Песня навевала мысли о милой колыбельной из детства, хотя никто не смог бы с уверенностью сказать, что слышал ее раньше. Чтобы расслышать, надо подойти поближе.

Мелодия свивалась прекрасным узлом. Человеческое ухо не могло бы его распутать. Октавы и ноты переплетались в материю невообразимых звуков. Никому не устоять. Невозможно слышать нашу песню и не пытаться найти ее источник. С каждым дюймом, пока расстояние между нами и ищущими сокращалось, ядовитое наслаждение в их ушах росло. Для некоторых оно нарастало медленнее – они страдали больше остальных.

Здравый смысл отступал. Жертва была готова утопиться. И даже если бы Она попросила нас перестать петь и логика вернулась, все равно уже было бы слишком поздно. Только горстка людей ухитрилась выбраться из наших сетей.

Прошло несколько минут. Впереди показались очертания крупного корабля. Медленно он подплывал ближе и ближе, пока не стал виден полностью. Стальной корабль с пятью высокими мачтами и развевающимися парусами. Я все еще обнимала Миаку, и та крепче прижалась ко мне и впилась мне в руки ногтями. Боли я не чувствовала. Мне хотелось обнадежить ее, успокоить. Но если я перестану петь, мое молчание будет принято за непокорность и я исчезну с лица земли вместе с другими обреченными душами на корабле.

Парусник подошел ближе, и я увидела людей на палубе. Судя по плохо освещенным силуэтам, все они были мужчинами. Они вглядывались в темноту, пытаясь разглядеть источник манящего звука. Наша кожа блестела в лунном свете, и ее сияние стало первым, что увидели люди на палубе.

– Что это? – спросил мужской голос.

– Смотрите, там, на воде, что-то блестит! – Второй голос тоже принадлежал мужчине.

Мне всегда казалось, что они легче поддаются нашим чарам.

Корабль подплыл ближе и слегка развернулся, так что вот-вот должен был пройти прямо перед нами. Я уставилась перед собой, но не смотрела на лица моряков. Однажды я уже совершила подобную ошибку. Оставалось надеяться, что Миака не повторит ее – надо было предупредить девочку. Эти прогулки на службе Океан наградили меня худшими в жизни кошмарами. В них меня хватали мокрые руки, дергали за волосы и утаскивали за собой в темную глубину. Виденные лица смотрели на меня из тишины ночи и обещали, что я буду страдать вместе с ними. Случались периоды, когда я не спала несколько месяцев кряду, лишь бы не вспоминать о них. Чтобы избежать их взглядов сейчас, я уставилась на борт корабля. На нем крупными буквами красовалось одно слово: «Копенгаген».

Моряки увидели нас, некоторые зааплодировали песне, позабыв о невозможности происходящего. Некоторые прыгнули за борт, не в силах устоять перед зовом моря. В который раз я увидела, как люди вдыхают воду, и перевела взгляд на корабль, чтобы нечаянно не обратить внимания на отдельные лица или запоминающуюся одежду. Не надо отличать одну потерянную душу от другой. Я продолжала ждать. Где опасность? Когда она их настигнет? Моряки плыли к нам. Что, если они сумеют схватить нас?

И тут, так быстро, что я едва заметила движение, Океан открыла свои воды и проглотила корабль целиком!

От неожиданности сестры смолкли. Я ахнула. Миака уткнулась мне головой в грудь. Мэрилин и Эйслинг поспешно встали – их поразила мощь морской глади, на которой они привольно сидели. Видимо, мы хорошо сделали свою работу, потому что внезапное молчание не вызвало никаких последствий. Воцарившаяся после катастрофы тишина резала слух. Оставшиеся на плаву моряки стряхнули с себя наброшенные песней чары и взывали о помощи.