Дария Дмитраш - Хранители равновесия

— Но учитель, он же не виноват! — вступилась за старика фея, ведь почитала его чуть ли не своим вторым отцом.

— Он тоже смолчал, — не согласился Когитар, упрямо поджав тонкие губы. — У него была власть не дать старейшинам похоронить целый пласт знаний, что безмерно бы пригодился потомкам. Но он решил не портить итак нелёгкие отношения с собратьями, не став обострять конфликт. Но надо отдать ему должное. С помощью этих двух книг, с головой погрузившись в эксперименты, он не только сумел восстановить утерянные знания, но и преумножил их.

Повисла напряженная тишина, во время которой фея то впадала в ужас от рассказанного, то безуспешно пыталась представить себе молодого Дурмана, то преисполнялась гордостью за своего учителя.

— Твоя дверь, — внезапно прервал тишину миилир. — Это великая честь принимать у себя покровительницу.

— Что вы имеете в виду? — удивлённо отозвалась Диази, выведенная из равновесия слишком резкой сменой темы беседы.

— Это сложно объяснить, но знай. Хранители знаний всегда будут рады тебе и твоим потомкам.

По ощущениям, мир погрузился в глубокую ночь. Хотя в замкнутом пространстве мира миилиров было сложно судить об этом. Вынырнув из арки портала, Диази тихо поднялась по ступеням и вошла в коридор, аккуратно прикрыв за собой дверь. Разговор с Когитаром получился на редкость познавательным, заполнив все её мысли.

Обернувшись, фея застыла на месте, заметив сидящего у её дверей Ириса. Юный провидец посмотрел на неё глазами полными неверия, будто Диази была сном, либо каким-то видением. Под его взглядом сердце рухнуло в пятки, ускоряя свой бег. Она сделала шаг назад, но ничего более сделать не успела, ведь он уже сорвался с места, стремительно сократив расстояние между ними. А в следующий миг крепко обнял, прижимая к себе.

— Поймал, — выдохнул Ирис, погружая лицо в её волосы и делая глубокий вдох.

По телу феи прошла дрожь. Она забыла, как дышать, как думать. Ощущая его тепло. Ощущая, как теряет равновесие мир. Слыша стук его сердца. Диази почему-то почувствовала, что слабеет. Осознала, что если бы не было этих крепких объятий, то вряд ли бы она устояла на ногах.

— Прошу, — хрипло прошептал он, судорожно втянув в себя воздух. — Я умоляю тебя, не избегай меня. Я не смогу больше так. Воспринимай меня, как хочешь, думай обо мне, что хочешь. Но молю. Не убегай больше.

От этих слов стало так стыдно. Прижавшись лицом к его тёплой груди, ощущая, что дрожь всё усиливается, она желала, чтобы он разозлился. Чтобы накричал на неё. За её эгоизм, за трусость. Но Ирис лишь прижал её к себе сильнее. Не желая, чтобы этот дивный сон заканчивался. Ощущая, как разливается по телу тепло. Исчезает боль от невозможности её увидеть. Как кружиться голова от её тепла, от её близости.

Заскрипела дверь и в коридор вышла сонная Камомила. Вздрогнув, Диази отстранилась от провидца, стремительно разрывая дистанцию. Её лицо вспыхнуло от смущения. Мир размылся, то приобретая, то утрачивая фокус. Мысли спутались. Затравлено глянув в сторону подруги, фея рванула на себя дверь своей комнаты и скрылась внутри.

— Ой, — мгновенно проснулась Кама, сжимаясь под угрюмым взглядом провидца. — Э, ну я это… пошла, — пролепетала та, вновь скрывшись за дверями с расправившим огненные крылья фениксом, успев услышать приглушенные ругательства Ириса.

А провидец обхватил голову, кляня себя за то, что утратил связь с реальностью. Что вместо того, чтобы просто задержать, поговорить, он вновь смутил её. Как теперь Диази себя поведёт? А вдруг он лишь усугубил ситуацию? Сознание, что миг назад пребывало в эйфории, вновь погрузилось в глубокую тоску. Душа заныла от боли.

А в своей комнате тихо сползла по стеночке Диази, стараясь унять головокружение. Стараясь заново научиться дышать, научить сердце вновь биться спокойно и ровно. Что же это такое было? Неужели потрясение от открывшихся знаний настолько сильно? Неужели оно способно настолько сильно повлиять на её чувства? Ведь она и правда до сих пор не знает, что делать, как вести себя дальше с ним. Мысли об этом мешают спать по ночам. Мешают думать, заставляя делать глупости.

Но сколько боли, сколько мольбы было в его голосе. Она даже не подозревала, что Ирис относиться к ней ТАК. Тот образ, что сложился у неё в голове с самого детства, дал обильные трещины, разлетаясь вдребезги, словно стекло.

Нет, надо взять себя в руки. Нельзя больше убегать. Это трусость, это подлость, это неблагодарность, в конце то концов. Ведь если бы не он, она давно была бы уже мертва.