Кирилл Тимченко - Без солнца (СИ)

Мрачные стены, словно вырезанные из голого камня, ярко освещенные пылающими оранжевым цветом пламенем, украшенные жуткими орнаментами из костей и черепов, расписанные непонятными рунами и заклинаниям, потолок, выполненный в форме небосвода, с которого свисали гигантские люстры, увешанные телами. И Саша даже не поверил сперва, когда разглядел, а поняв, что это правда, ужаснулся еще больше. Существа, повешенные на этих украшениях, были еще живыми. Насквозь проткнутые ржавыми цепями, прибитые к железу гвоздями, он все еще дергались и кривлялись, раскрывая рты в беззвучном крике.

Его внесли в большой зал, в котором устоялся запах крови настолько сильно, что от него мутнело в голове. Здесь работали какие-то машины, скрежетом и гулом наполняя воздух. Их предназначения можно было не угадывать, достаточно просто бросить взгляд на гигантские конвейеры, на которых, как на заводе, собирали из различных кусков самых невероятных тварей, как обезумевшие ткачи пришивая друг к другу абсолютно неподходящие части тела, оставляя кровоточащие края и торчащие кости. И все же собирая живых и жестоких тварей. Одна из них даже вырвалась из оков на ленте и накинулась на молчаливого техника, стучавшего по клавишам, разорвав его в мгновение ока. Тварь убили несколькими секундами спустя, а потом, недолго думая, бросили останки обратно на конвейер.

А вот и его место, с ужасом подумал Саша, когда крест с ним установили на одну из лент, неторопливо двигавшуюся на выход из пещеры. Уроды, тащившие его, радостно вопили и размахивали своим оружием, когда лента потащила его.

Здесь собирали какую-то жуткую армию, как с ужасом подумал Андрей, глядя на огромное количество таких сборочных линий, сейчас, правда, полупустых или вообще выключенных, но если те кого успели наштамповать, вырвутся отсюда, поток мертвых тел может в разы увеличится, тем более, что местные и куска не теряют.

А ему теперь оставалось только молиться и надеяться на то, что смерть будет для него быстрой. Саша не хотел становится таким, быть изуродованным за просто так, ради исполнения чужого безумия. И исковеркают ведь не только тело, но и душу превратив в такого же, охваченного безумием убийства, урода.

Высокий человек в абсолютно черном и блестящем плаще, закрывавшем все тело от шеи до пят, с противогазом, закрывавшем лицо, оставив только две узкие щелки для глаз, оказался первым неизмененным существом, увиденном им здесь. Равнодушно окинув взглядом Сашу, он ничего не сказал, только поставил на руке знак фломастером, развернулся и ушел. А конвейер поехал дальше, уводя его вглубь каких-то коридоров и тоннелей, из которых шли неприятные звуки. Ни один из них не сулил ему ничего хорошего.

Огромные помещения, соединенные маленькими и узкими коридорами нагнетали чувство подавленности и отчаяния. Культ смерти, чувствовавшийся в каждом украшении этих залов, подавлял воображение, заставляя отчаянно желать оказаться где-нибудь далеко отсюда, в безопасности и тишине.

Голова трещала от однообразного песнопения, исходившего, казалось, отовсюду. Запахи горящих факелов смешивались со смрадом давно не мытых тел, разложения и запекшейся крови. Иногда сквозь всеобщий шум пробивались отдельные вопли боли и отчаяния, но Саша уже не реагировал на них. Всеобщая атмосфера настолько подавила его, что мысли замерли на одном месте, полностью поддавшись отчаянию. Делать уже ничего не хотелось, вид этой мощи, подмявшей его, сломал внутренний хребет, заставив покорно ждать приближающуюся смерть.

Лента резко свернула в сторону, уводя прочь от основных залов в рабочие помещения, мрачные, низкие, с удушливым застоявшимся воздухом, насквозь пропитанным запахом крови и гнили. Сейчас они пустовали, но в слабом свете рабочих фонарей и искрившихся сочленений можно было разглядеть свежую кровь на острых как бритвы пилах и ножах, вставленных в жуткие механизмы, ожидавших его появления. Эти места готовились для другого, они только ждали своего часа, способные истреблять и уродовать тысячи людей часы напролет, не останавливаясь, не замедляя конвейер ни на секунду.

Ближайших к Саше механизм ожил, когда проезжал мимо, и занес над ним острый тесак. На лезвии были характерные бороздки, остающиеся, если рубить толстые кости. Вот так он и погибнет, быстро и больно. Зажмурившись, он только надеялся, что не успеет понять, что уже умер.

Хлопнул взрыв, и ему рассекло щеку осколком металла. В остатки защитного костюма ударилось еще несколько осколков, но ни один не пробил его насквозь. Зато в рану на ноге впился осколок, а это было уже страшнее, потому что ушел глубоко и вызывал сильную боль.