Юлия Бражкина - Сон длиною в жизнь (СИ)

Я взглянула на отца. Мы решили не говорить мама о том происшествии, потому что она бы вспылила и лично пошла бы к моему психотерапевту выяснять, почему в ее клинике я расхаживала без сопровождения. Вот только от него мне тоже было, что утаить.

Я замешкалась, и не знала, с чего начать.

- Ммм..., - промычала я, растягивая время. - Я больше не буду ходить на сеансы к Диане Александровне, - мне показалось, что в моей голове это звучало мягче.

Мама молчала. Сегодня она выглядела немного счастливее, чем обычно. Я не понимала, почему, но я не стала спрашивать. Возможно, она хочет, чтобы я не чувствовала на себе жалость. Если да, то она слишком поздно начала. Но это все не важно, главное, что она улыбается своей прекрасной улыбкой. Ее губы растягиваются в тонкие бледно-розовые линии, и она обнажает свои ровные белые зубы. Ее кожа не казалась такой бледной, как обычно, из-за анемии, которая появилась у нее шесть лет назад. И каково было мое разочарование, когда тот блеск в ее серо-голубых глазах, который так меня радовал, потух, когда ее губы снова сомкнулись в одну прямую черту. Мама около минуты просто смотрела на меня, пытаясь понять, что случилось.

- Что значит, не будешь? - поинтересовался папа, опередив маму.

- Я больше не вижу смысла в дальнейших сеансах.

- Не видишь смысла?! - мама резко встала из-за стола. - Может, это она не видит в них смысла? Да, я знаю, что это она!

Разгневанная мама вышла из столовой. Я на автомате хотела поспешно последовать за ней, но я лишь упала на пол. Почти сразу я почувствовала, как папины руки помогают мне встать и сесть в инвалидную коляску. Маму я уже не видела, и меня пугало, что она собирается сделать. У меня было предположение, что она просто хочет уйти в спальню и постараться усмирить свой гнев, как она, бывало, делала, или хотела выпить настойку пустырника, но, похоже, я ошиблась как в первом предположении, как и во втором, когда обнаружила ее в коридоре. Я поняла, что мама хочет сделать, когда она лихорадочно искала телефон, перевернув все вверх дном.

- Мам, не нужно!

- Нет, нужно! Я ей доверяла, а она вот так с тобой поступила! - бушевала мама, разнося все вокруг. - Это немыслимо! Как она может отказаться? Ей за это огромные деньги платят. Я буду на нее жаловаться, что бы ты ни сказала.

- Мама, она права. Я больше не нуждаюсь в ней. Психотерапевт мне не поможет, как же ты не понимаешь!

Она меня как будто не слышала! Мама, наконец, нашла свой телефон и стала поспешно набирать номер. Я начала злиться на нее. Вся та сдержанность, которая копилась внутри меня, стала бушевать, бурлить, отчаянно вырываться наружу! Я судорожно дрожала, пытаясь побороть ее, но было слишком поздно. Не владев собой, я резко подкатила к ней в плотную и, выхватив из ее рук телефон, разбила его об первую попавшую стену.

- Послушай же меня, наконец!

Я хотела, чтобы она меня выслушала. Мне столько хотелось ей сказать, и я надеялась, что она поймет меня. Но я ничего не сказала. Потому что с этим броском пробило и мою голову. Головная боль возросла в несколько раз, и была просто невыносима. Мой выплеск эмоций, который я вложила в этот бросок, возвратился ко мне бумерангом, и ударил в самый центр.

Я упала с коляски, хватаясь за голову. Боль настолько была нестерпимой, что именно в такие моменты мне казалось, что смерть дышит мне в спину, казалось, что сейчас моя голова разорвется, и все вмиг прекратится. Последнее, что я почувствовала, это как две пары рук пытаются меня поднять.

Я не помню, как я оказалась на кровати. Точнее, в больничной койке. Я разочарованно закрыла глаза. Боль поражала меня, и я думала только о ней. Но два слова я все-таки смогла сказать.

- Прости меня, - хрипло прошептала я, обращаясь к маме. Но я ее не видела и ничего не слышала в ответ. Вокруг меня были лишь расплывающиеся картины.

Но головная боль постепенно стала утихать, но не исчезала. Неизвестно, сколько я пробыла в таком бреду. Может, несколько минут, а может, несколько часов. В любом случае мне это время казалось вечностью. Как будто я уже побывала в аду. Глаза горели и, наверняка, были ужасно красные от полопавшихся сосудов. Все вокруг казалось мне таким нечетким с помутнениями в некоторых местах, отчего мне казалось, что в моей комнате бегают черти.

Дрожь пробила все тело. Любое движение отдавало болью в голову, но я была бездвижна. За пятнадцать лет я научилась не двигаться несколько часов, так что для меня это не было проблемой. Если бы я испытывала только физическую боль.... Меня не отпускало чувство тревоги, отчаяния, волнения, отчего слезы сами хотели вырваться наружу. Но я держалась изо всех сил. Мне надоело плакать. Вся моя жизнь омыта слезами. Я всегда старалась казаться сильной, но я почти сломана. Я устала быть сильной. Но я не имею права сдаваться. Пока у меня есть те, ради кого я живу, я не сломлюсь.