Кейт Эллиот: Собачий принц

— Как скоро они есть готов?

— Я должен их все проверить. — Человек тщательно выговаривал каждое слово. — Скорее всего, они все уже готовы, если они здесь с… — Он замолчал, тяжело вздохнул. Видел он только что происшедшее внизу убийство или, так же как и они, только слышал? — С весны.

— Я считать их, эти, — сказал Эйка. — Перед вы приходить, я считать эти шкуры. Меньше, чем я считать, приходить ко мне, я убивать один раб за каждый шкура меньше, чем я считать. Ты первый убивать.

— Понимаю, — сказал человек, но дети не видели его, а по голосу нельзя было понять, что он чувствует.

— Приносить ко мне, когда готов.

Лестница заскрипела, на этот раз дети расслышали звон кольчужного металла. Эйка покинул чердак и полез вниз, туда, куда отправлялись все дикари, когда не были заняты охотой за людьми и убийствами.

Дети сидели на балке, молясь, чтобы мужчина тоже ушел. Но вместо этого он медленно прошелся по чердаку, перебирая шкуры. Заскрипела расшатавшаяся доска. За его перемещениями можно было следить по звуку шуршания шкур и по движению воздуха, пропитанного их запахом. Ветерок, поднимаемый шевелящимися полотнищами, овевал детей дыханием смерти.

Наконец Анна, которая была на три зимы младше Матиаса, не выдержала. Из ее горла вырвался слабый писк. Движение человека прекратилось, слышно было лишь его дыхание.

— Кто здесь? — прошептал он. Затем пробормотал благословение Владычице.

Анна сжала губы, закрыла глаза и молча плакала, стискивая кольцо Единства. Матиас схватился за нож, висевший на поясе, но боялся его вытаскивать, так как даже слабый шум мог их выдать.

— Кто здесь? — снова спросил человек. Его голос дрожал, как будто он тоже был перепуган.

Дети не отважились ответить. Наконец, благодарение Владычице, он ушел. Они выждали какое-то время и слезли с балки.

— Я хочу писать, — заскулила Анна, вытирая нос. Но они не решились покинуть чердак, хотя когда-нибудь им все равно пришлось бы это сделать: голод бы заставил. Она облегчилась в дальнем темном углу, надеясь, что лужица высохнет прежде, чем кто-нибудь вернется и заметит. В мастерских было много работы для новоприбывших рабов. Шкуры надо было мыть, очищать от шерсти, отскребать от остатков мяса; надо было заполнять раствором ямы для вымачивания шкур, перекладывать шкуры дубовой корой, пропитывать дубильной кислотой, а по окончании процесса вычищать и выглаживать перед просушиванием. Были и другие чердаки, где в темноте и тиши тоже лежали шкуры, ожидая дальнейшей обработки. Вовсе не обязательно, что кто-нибудь снова появится на этом чердаке. Но дети вскоре опять услышали шаги на лестнице. Времени влезть на балку не оставалось. Завернувшись в коровью шкуру, они спрятались в дальнем углу.

Вместо слов они услышали тихий стук. Что-то поставили на деревянный пол чердака. Люк закрылся, и шаги удалились. Прошло некоторое время, и Матиас отважился высунуться.

— Анна! Тихо! — прошептал он.

Она вылезла и увидела его возле люка с куском козьего сыра в одной руке и с темным, уродливой формы караваем хлеба в другой. У ног Матиаса стояла грубая деревянная миска. Анна со страхом смотрела на эти сокровища.

— Если съедим, то они поймут, что на чердаке кто-то прячется.

Матиас отломил кусок сыра, понюхал его, осторожно положил в рот.

— Мы съедим сейчас понемногу, — сказал он. — Какая разница, если сегодня отсюда не выберемся, нас рано или поздно найдут. Остаток сбережем в дорогу.

Она кивнула. Она понимала, когда можно спорить, а когда надо молчать. Он отломил для нее от куска сыра. Сыр был соленый и острый. Хлеб оказался сухим, черствым. Сразу захотелось пить. Матиас разделил остаток пищи пополам и одну часть отдал Анне. У обоих к поясам были привязаны мешки для хранения найденного в домах, лавках или — если это было что-то особо ценное — снятого с мертвых. В городе было достаточно воды, одежды, ножей и ложек, даже полностью обставленных домов с прекрасной мебелью и бельем, но им прежде всего нужны были пища и безопасность.

Они дождались, пока все затихло и сквозь щели перестали пробиваться лучики света. Покоробленные доски пола стали сливаться в одну неразличимую массу во тьме. Матиас осторожно открыл люк и выскользнул вниз.

— Владычица наша!

Это произнес не Матиас. Мужской голос. Анна замерла. Матиас спрыгнул с лестницы.

— Ну-ну! — сказал мужчина. — Убери нож. Я не причиню тебе вреда, Владычица над нами. Не думал я, что здесь кто-то выжил. Смотри-ка, ты еще совсем ребенок.