Мэри Стюарт - Принц и паломница

– Скорее, скорее, – поторапливал Друстан.

Но уже переступив порог, Анна внезапно обернулась. И побежала к постели. Остальные двое ожидали печального прощания, поцелуя на челе трупа. Дитя на плече у мужчины безмолвно глядело, расширив полные сна глаза.

Анна склонилась над постелью. На какое-то мгновение могло показаться, что она в безумии борется с телом мужа.

Когда же принцесса выпрямилась, они увидели, что она сняла с него вышитую рубаху, которую так недавно он надевал с ласковым смехом. На груди, где цветные шелка складывались в узор, потемневшие кровавые пятна уже коробили ткань.

Казалось, с поцелуями было покончено. С мгновение Анна стояла, прижимая к себе окровавленную рубашку, потом обратилась к человеку на постели.

– Мой господин, – сказала жена принца Бодуина, – твой сын станет носить твою рубашку и твой меч. И когда он вырастет, он отплатит корнуэльскому зверю за эту ночь. Это я обещаю тебе, и эти трое тому свидетели.

На том она повернулась и последовала за Друстаном туда, где возле оседланных лошадей ждали слуги.

С высокого неба смотрел затянутый дымкой месяц и почти не давал света. Беглецам приходилось двигаться осторожно. Но когда они достигли прибрежной дороги, само море как будто отражало свет в небеса, и путь перед ними простерся яснее. Несколько миль они держались вдоль берега, с плеском пересекая вброд протоки и, насколько решались на неровной тропе, погоняли лошадей. Наконец дорога пошла резко вверх к гребню холма, а затем к болотам, где старая римская дорога по мосту переходит реку Тэймарес. Отсюда на северо-запад вел прямой как стрела путь.

Даже без отраженного морем света здесь ехать было легче.

Хотя мощеную дорогу покрывали выбоины и местами она поросла сорной травой, путь был в сравнительно неплохом состоянии. Некоторое время спустя небо прояснилось, показав немногие звезды.

Горен, слуга, которого послал с ними Друстан, знал путь, а оседланные им лошади были сильными и свежими. Небольшая кавалькада продвигалась с неплохой скоростью. У Анны, глядевшей вперед меж ушей своего гнедого, пытаясь избежать ям, все еще не было времени для горя. Все ее существо теперь было нацелено на бегство, на то, чтобы увезти сына в безопасное место. Меч Бодуина в ножнах был приторочен к луке седла, его окровавленную рубашку она, поспешно свернув, затолкала в седельную сумку, а огромный гнедой, на котором она ехала, был любимым жеребцом мужа. Пока хватало и этого. Все, что любил Бодуин, было с ней, а сын Бодуина крепко спал на руках у Сары. Анна глядела на темную дорогу, погрузившись в мысли о предстоящем пути, и скакала, спасая все, что осталось ей от мужа.

Однако не проехали они и десяти миль, как Горен повернулся в седле, настойчиво указывая назад. Через пару минут и Анна услышала этот звук – топот копыт, все приближавшийся по дороге.

Она хлестнула поводьями по шее гнедого, и тот ускорил свой и так не медленный бег. За спиной у нее ребенок завел сонное хныканье, и она услышала напуганный голос Сары, Которая пыталась утихомирить его.

– Бесполезно, госпожа, – задыхаясь, сказал Горен. – Нам не выдержать такой скачки. Твоя Сара – наездник посредственный, и на таком галопе, стоит только ее кляче споткнуться…

– Сколько за нами лошадей? Ты можешь определить?

– Две по меньшей мере. Может, и не больше. Но и двоих всадников достаточно, – мрачно отозвался провожатый.

– Так что же нам делать? Остановиться и схватиться с ними? Я вооружена, ты тоже, и к тому времени, когда они нас настигнут, мы уже переведем дух, а они нет. Если мы отойдем с дороги к болоту…

– Хорошо бы, но пока рано. Есть тут одно место неподалеку, старая каменоломня. Деревья там растут густо – ветра немного. Хорошее укрытие. Это все, что мы сможем сделать, – добраться туда и надеяться, что они проедут мимо.

– Или что это безобидные путники и к нам не имеют никакого отношения?

Но в ту отчаянную ночь, когда беглецы слышали за своими спинами топот копыт, в такое не верилось. Она ничего не сказала до тех пор, пока через несколько минут Горен не указал куда-то впереди себя, а потом и сама она увидела более плотную тьму каменоломни и укрывающих ее деревьев. Они свернули лошадей с тракта.

Соскользнув с седла, Горен принял поводья трех лошадей и увел их поглубже в рощу, где остановился, прижимая их морды к своему телу, глуша лошадиное всхрапывание складками своего плаща. Беглецы ждали в неподвижном напряжении. Приближавшийся топот быстро становился все громче, и вот.., он уже совсем рядом. Когда всадники поравнялись с заброшенной каменоломней, их галоп так и не замедлился.