Николай Басов - Посох Гурама

— Как это тебе удалось? Ведь все, кому не лень, могли видеть ее отца повешенным на стене?

— Она не сообразила, а я не поощрял ее любопытство этом направлении, мой господин.

Лотар усмехнулся. Все ему очень нравилось. Даже глу-поватость конюшего, который никак не может понять, почему этот роскошно одетый старичок величает господином юношу, который и одет-то так, как и бродяге не пристало.

— Она могла и не сообразить, но ты-то?..

— Господин мой, ее дух был захвачен представлением о нежданном богатстве, а не любопытством к судьбе отца. Нечего было мудрить, требовалось только назвать место. И все.

— Да, люди таковы.

Они выехали из города. Стражники у ворот растолкали десяток крестьян, чтобы дать проехать Желтоголовому и Сухмету. Впрочем, очень уж усердствовать им не пришлось. Крестьяне и сами рассыпались по обочине дороги, стараясь оказаться как можно дальше от этого страхолюда с колдуном…

Было время, когда Лотара ранили эти взгляды, напитанные страхом, подозрительностью или ненавистью. Теперь все прошло. Он даже не повернул голову в их сторону.

Дорога, по которой они уже раз проходили, когда отправились на перевал, стала посуше, чем тогда. Снега не осталось. И везде были люди, повозки, кони или мулы. Движение было таким оживленным, словно путешественники и не выезжали из города.

— Знаешь, что я думаю, Сухмет? Чунду оказался не настоящим.

— Да, скорее всего, Атольф поленился вырастить настоящее чудовище. Или не знал, как это сделать. А скорее всего, сам побаивался, что не справится с ним, когда нужно будет прекращать игру.

— Он был не очень-то сообразительным, — ответил Лотар. — Я думаю, его просто жадность заела, желание получить все сразу и с минимальными усилиями. — Он посмотрел на Сухмета, восседающего на коне. — Почти как тебя.

— Ты что, господин мой?! Да я в любой момент могу отдать все это, —он небрежно щелкнул ногтем по кошелю, — если потребуется…

Внезапно что-то тягостное и печальное появилось в представлении Лотара. Он оглянулся. На придорожном пеньке сидел старик. Он устал, был голоден и очень-очень грязен. В душе его все было черно — он не знал, как жить дальше, куда идти, кому служить? Он вспоминал, как пахло на кухне, когда кухарята готовили господские яства, как по праздникам ему случалось раздобыть стаканчик вина, как служанки, кто подобрее, отводили его в баню и парили там, чтобы он отмяк телом и душой. А потом стирали его одежду за пару медяков, и он целую неделю пахнул так же приятно, как все люди, пока снова не пропитывался вонью тесных тюремных камер…

Лотар остановил перед ним коня. Старик медленно раскрыл веки. Он никогда не видел Лотара, поэтому не узнал его. Зато Желтоголовый прекрасно помнил его. Помнил его шаркающую походку в подземелье замка княжича Гильома, помнил вздохи, помнил, как он поволок за собой два погасших факела… Это был тюремщик Ожерелья, про которого, должно быть, все забыли и который сумел остаться в живых.

Старик всмотрелся в молодое и спокойное лицо господина на превосходном коне. Он так ослабел от голода, что даже не разжал губ, чтобы попросить милостыню. Или не решался побеспокоить столь важного человека такой мелочью, как собственная жизнь.

Не поворачивая головы, Лотар позвал:

— Эй, конюший. — Юноша возник у его плеча с быстротой хорошо вышколенного слуги. — Твой господин обещал мне, что исполнит мою просьбу. Вот я и подумал… У твоего господина есть подвалы, где требуется все запирать и стеречь долгие годы?

Юноша позволил себе улыбнуться.

— Мой господин только этим и живет.

— Хорошо. Ты можешь отвести назад коней, которых твой господин предоставил нам до Мульфаджи. Мы благодарим его за щедрость, но я осмеливаюсь просить от него другой услуги. Возьми этого старика, и пусть он служит твоему господину, как служил всю свою жизнь. До конца. Я знаю, он будет предан, господин Покует не пожалеет.

— Но… Это… Такого не бывает. Господин сам принимает кого-нибудь, или…

Старик вдруг понял, что его, кажется, снова берут на службу. Он вскочил с резвостью, которая еще оставалась в его иссохшем теле.

— Я, да, да… Я предан, по гроб жизни, умоляю…

— Это невозможно. — Голосом конюшего можно было колоть лед. Он небрежно посмотрел на старика, вытянувшегося перед ними, который дрожал от возбуждения и отчаяния всем телом. — Мой господин не принимает нищих. Тем более на должность, где легко можно воровать. Вот если бы у старика был заклад, но… Заклад господина Покуста очень велик.