Андрэ Нортон - Бархатные тени

Миссис Дивз встала. Заметив, как побагровело ее лицо, я подумала, что она, похоже, начинает жалеть о сочетании обильной еды, шампанского и тугой шнуровки. Она сбивчиво извинилась и прошла в свою комнату.

Викторина зевнула.

– Меня тоже клонит в сон. – Но утром, – она улыбнулась, как маленький ребенок, которому пообещали сладкое, – мы обследуем этот город. Я так люблю магазины! – Ее полные губы (иногда они со своей постоянной влажностью придавали ее девичьему лицу выражение, которое я находила странным, но не могла объяснить) сложились в улыбку восхищения. – А во сне мы помечтаем о том, что увидим завтра.

Войдя в свою комнату, я обнаружила, что меня там ждут. Мою батистовую ночную сорочку раскладывала служанка, которой я прежде не видела. Это была негритянка средних лет (хотя трудно судить о возрасте представителей другой расы) с простодушным лицом и пышным телом под темно-голубым хлопчатым платьем. На ее переднике не было пышных оборок как у Амели, – обычный передник служанки, а ее чепец целиком скрывал волосы, кроме пряди на лбу.

Она сделала книксен.

– Я Хетти, мисс. Делаю для леди то, что они пожелают… Опустив глаза, она ожидала приказаний.

Что-то в ее манерах и терпеливой покорности заставляло меня чувствовать себя неудобно. Это напоминало мне о предвоенных временах, когда мой отец, ненавидевший рабство и все с ним связанное, – он считал, что оно унижает обоих: и хозяина, и раба – принимал участие в каких-то тайных делах. «Королева Индии» несколько раз перевозила темнокожих пассажиров, не числившихся в официальных списках, из портов между Нью-Орлеаном и Чарльстоном.

Я поспешила заверить Хетти, что не нуждаюсь в ее услугах, однако не преминула поблагодарить ее. Когда она удалилась неслышной походкой, я расстегнула корсаж, и моя память обратилась сквозь годы к вещам, которые мы с отцом никогда не обсуждали.

Тогда была одна женщина, очень странная особа, окруженная атмосферой власти, хотя носила она простое платье старшей служанки. Она дважды обедала с нами на борту «Королевы Индии» в порту Нью-Орлеана, а после отец отсылал меня в мою каюту, и разговаривал с нею наедине. Она представлялась как миссис Смит. Имя это вовсе ей не подходило, а ее спокойные манеры резко контрастировали с необычностью ее глаз – один был голубой, другой карий. Кожа ее была оливковой, волосы темными, она была красива, обращения мягкого.

Впоследствии отец предостерегал меня, чтобы я не упоминала об ее визитах, и я всегда была уверена, что она имела какое-то отношение к беглым рабам. За исключением этих двух раз, я больше никогда не видела ее, но сейчас в моей памяти она встала так ясно, как если бы была той служанкой, которую я встретила у себя в комнате.

Взявшись за головную щетку, я уверенно отогнала этот необычайно четкий образ. Мой туалетный столик не был так заставлен, как у Викторины (он, кстати, повергал меня в величайшее смущение). У меня не было ни флакончиков духов со стеклянными пробками в виде бабочки, ни чего-либо другого из того прелестного беспорядка, который так легко возникал у нее сам по себе. Мое имущество было обусловлено школьными требованиями элементарной опрятности, поэтому я и заметила, что мои вещи двигали.

Одной из первых вещей, что я распаковала, была редкостная шкатулка – последний подарок отца. Изготовлена она была где-то на Дальнем Востоке из редкого дерева, местами инкрустированного перламутром. В ней я хранила реликвии нашей семьи: миниатюрный портрет матери, подаренный мне отцом – один из тех, что он рисовал по моему настоянию, несколько старых писем, брачное свидетельство матери, письма к ней от моей давно умершей бабушки. Все это не имело никакой ценности ни для кого, кроме меня.

Шкатулку трогали. Я отложила щетки и склонилась над замком. Он был секретный, во всяком случае, я так считала. Он был скрыт в резьбе, и его следовало подцепить ногтем, чтобы открыть.

Мне достаточно было одного взгляда, чтобы понять: порядок, в котором были уложены мои сокровища, нарушен. Кто-то открывал шкатулку и рылся в ней. Во мне вспыхнул гнев. Можно было предположить, что вор искал футляр с драгоценностями, но тот был заперт в моем сундучке. Возможно, что вор до этого не додумался.

Но кто? Хетти? Я не имела права выносить столь быстрый осуждающий приговор. Репутация этого отеля такова, что здесь, конечно, не нанимают служащих, в которых не уверены. И у меня нет доказательств: ничего ведь не пропало. Но я бы не хотела, чтобы это повторилось.