Тощие, как ализонские гончие, и обтрепанные, как морские бродяги, мы скитались по горным тропам, каждое утро удивляясь тому, что проснулись живыми, а вечером — что вернулись в лагерь.
Если бы Ализон и Карстен объединили свои силы, Эсткарп не смог бы им противостоять, он был бы сломлен и опустошен. Но похоже, Пагар не собирался распить кубок братства с Фасселианом из Ализона. На то были причины, и главная из них — страх перед колдуньями. Те уже не раз доказали, что им не составляет никакого труда расправиться с кем угодно из смертных. Однако действие Силы значительно ослабевало, если она направлялась одновременно на большое число людей. В таких случаях требовалось совокупное использование жизненной энергии множества колдуний, после чего те оказывались на какое-то время почти на грани смерти.
И все же, Мудрейшие решили воспользоваться даже таким крайним средством. Это было осенью, спустя год после того, как Кемок отбыл из отряда. По всем постам разослали приказы Совета Владычиц, следуя которым мы должны были покинуть горы и перебраться в глубь страны, на равнины. В местах, где мы воевали столько лет, не должно было остаться ни одного человека, носящего герб Эсткарпа.
Стороннему наблюдателю все происходящее могло показаться безумием. Однако судя по слухам, врагу готовилась грандиозная западня. Колдуньи, обеспокоенные постоянными потерями людей в бесконечных стычках, решились на последнюю акцию, исход который мог быть двояким: либо Пагар получит урок, которого никогда не забудет, и оставит Эсткарп в покое, либо страна падет в одночасье.
Люди Пагара, почуяв, что охрана границ ослабла, сначала вели себя осмотрительно, так как им слишком часто приходилось попадать в наши засады, но постепенно они начали все глубже внедряться в горы.
Флот сулькарцев стянулся в бухту к устью Эса, и пошла молва, будто корабли здесь на тот случай, чтобы увезти за море остатки древней расы, если замысел Мудрейших провалится.
Волей случая мой отряд оказался в нескольких милях от Эстфорда. Поздно вечером мы разожгли костер и выставили дозор. Наши лошади, уже давно расседланные, стояли на привязи. Казалось, они чем-то встревожены. Я пошел к ним посмотреть, что их беспокоит, и сам вдруг почувствовал нечто неладное.
На меня что-то давило, словно надвигалась гроза; стало трудно дышать, навалилась усталость, и мне показалось, будто все вокруг вянет и теряет силы — трава и деревья, животные и люди.
— Сбирание Сил… — Пришла ко мне неизвестно откуда странная мысль, но я не сомневался, что именно это и происходит. То, что составляло живую основу Эсткарпа, сбиралось в единый сгусток…
Я пытался успокоить лошадей, но сам ощущал всем нутром это высасывание жизненных сил из всего, что было вокруг. Наступила гнетущая тишина, умолкли птицы, в недвижном воздухе не колыхалась ни травинка, надо всем навис тяжелым покрывалом зной. И в этом мертвом затишье мое сознание пронзили три слова:
— Килан… Эстфорд… торопись!..
Я вскочил на расседланную лошадь, освободив ее от привязи и тут же пустив в галоп, направляясь в сторону Эстфорда. За спиной послышались крики, но я не обернулся.
— Кемок! — возопил я мысленно, — что там?
— Торопись!.. — снова потребовал он, и только.
Пустошь, по которой я мчался в Эстфорд, казалась вымершей. Все вокруг было сковано неподвижностью и тишиной, и моя бешеная скачка среди этого безмолвия казалась мне кошмарным сном.
Но вот показалась башня замка. Я не увидел ни флагов по ее углам, ни часового на сторожевой площадке. Ворота были приоткрыты, но ровно настолько, чтобы проехал всадник.
Кемок ждал меня в дверях дома, как ждала нас в тот давний день Анхорта. Но он не показался мне ни умирающим, ни лишенным сил. Напротив, он был полон энергии, и я это сразу почувствовал. Нам не было нужды обмениваться словами приветствия. Мы — как бы это сказать? — словно и не разлучались, так как внутренне всегда были вместе, хотя сейчас и не все вместе — ибо в этом единстве недоставало третьей доли. Кемок ощущал то же самое.
— Не спеши… — сказал он и жестом позвал меня в дом.
Я отпустил лошадь, и она пошла в стойло, будто ее вел за уздечку конюх. Вновь мы оказались вдвоем под кровлей Эстфорда. Дом был пуст, куда-то подевалась вся утварь. Я помнил, что госпожа Лоиса уехала к Корису и осталась с ним в приграничной крепости. И все же оглядывался по сторонам, надеясь увидеть привычные вещи.
У дальнего конца большого стола стояла скамья. На столе лежали походные хлебцы и собранные в саду фрукты. Но мне не хотелось есть.
Читать дальше