Дмитрий Скирюк - Кукушка

Травник крепче обнял девушку за плечи.

— Потом скажу, — ответил он. — Пока причальте здесь: в городе и без вас полно кораблей. Обходите с юга там глубже, там старый канал. Мы сейчас тоже пойдём туда.

— Как скажешь! Только смотри не обмани: если не выпьешь со мной, я тебя пришибу.

— Если не пришибёшь — выпью. Давай причаливай, слово даю — не пожалеешь.

Варяг расхохотался:

— Ты всё такой же, зашиби меня Мьёльнир! Ну, ладно, увидимся. Ульф! Слышал, что сказал тебе мастер Лис? Право на борт, поворачивай к югу! Навались, ребята, навались! Живей, живей! Или снова хотите волочить наш кнорр по мелям, как баржу?

— Яльмар, Яльмар… — занервничал Карел, сгибая и разгибая пухлые пальцы. — Кто такой Яльмар?

— Яльмар? — задумался травник, провожая корабль взглядом. — Это в двух словах не объяснишь. Это — ух! — Он сжал кулак.

— О… Да? Ну, тогда я полетел.

Карел снял башмаки, вынул из них свинцовые пластины, надел опять, потопал и поднялся над землёй.

— Как приземляться будешь?

— Как-нибудь, — ответил он. — Не в первый раз. Ухвачусь за дерево или ещё за что-нибудь. Эх, найти бы город, где побольше высоких домов и всяких башен! Я б на крыше поселился. Ладно! Счастливо оставаться!

Он поднимался всё выше, ветер относил его куда-то на восток. Маленький гном помахал им сверху рукой, и все долго смотрели ему вслед, пока он не превратился в точку в синем небе.

— И мне пора, — засобирался лепрекон. — Засиделся. Ждут меня там. Ага.

Откуда-то взялась сумка, такая же мохнатая, как сам лепрекон, и он сноровисто стал укладывать в неё свои инструменты. Вскинул всё это на плечо, откланялся, скрылся за кустами, прошуршал — и тоже исчез.

Девушка и травник остались одни.

— Зачем ты сделал это? — спросила девушка. — Неужели это было так нужно?!

— Это было так ужасно? — тихо спросил Жуга. Девушку передёрнуло.

— Чудовищно! — призналась она. — Я ни разу не видела, как сжигают людей. Слышала, но вот так… А мне потом сказали — я ещё не видела самого страшного.

— Тогда, надеюсь, ты пожелала, чтоб это кончилось и больше никогда не повторялось.

Ялка крепче прижалась к травнику, неловко повернувшись боком, чтобы не мешал живот.

— Я… спросить хотела, — запинаясь, произнесла она, понимая, что всё равно когда-нибудь спросит его об этом. — Как же ты решишься взять меня такую? Ведь это… не твой ребёнок.

— Зато твой.

— М-да, — сказала Ялка и неловко хихикнула. — Как-то глупо получается… Стою как дура. Наверное, надо броситься тебе на шею… что-нибудь сказать…

— Успеем, — успокоил её травник. — Теперь у нас в запасе много времени. Целая жизнь.

Тут за спиной у них опять откашлялись.

— Ну что ещё? — сердито обернулся травник.

— Это… — сказал лепрекон. — Я извиняюсь, но, кажись, я шило забыл.

И в самом деле — маленькое шило так и торчало в выемке старой коряги.

— Спасибо ещё раз, — сказала Ялка.

— Не за что: мы все перед тобой в долгу.

— За что?

Он вскинул сумку на плечо.

— За то, что помнила о нас.

Ялка растерялась и только потом поняла, что он имеет в виду. Ей вспомнился тот странный ритуал на поляне, в заколдованном лесу, когда лесной народец устроил ей «смотрины». Может быть, уже тогда они всё знали и предвидели, задумав показаться ей и так и этак, чтоб она запомнила их как можно лучше и потом, когда придёт пора, дала им ещё один шанс не исчезнуть?

— Как твоё имя? — спросила Ялка и тут же представилась, чтоб не выглядеть невежливой: — Моё — Иоланта.

— Гриндер, — сказал лепрекон.

И провалился сквозь землю.

Ослики топали по дороге. Тихо скрипели колёса. Повозка ясеневого дерева неспешно катилась на юг.

— Поражаюсь я вам, испанцам, — вслух размышлял бородатый кукольник. — Чего вам не сидится у себя на родине? Что и говорить, испанская империя огромна, но это же не повод везде держать свои войска. Вполне можно обходиться силами наместников. И всё же, где война — там испанец. Непонятно это мне.

Ещё в конце лета Карл Барба прекратил бриться и снова начал отращивать бороду. До былого великолепия было, конечно, ещё далеко, но уже сейчас он выглядел достаточно внушительно. Сидевший рядом с ним Мануэль Гонсалес посмотрел на сицилийца и усмехнулся.

— Что ж непонятного, — философски сказал он. — Любой испанец — воин. Мы три века воевали, чтоб освободить нашу землю. Гранада пала совсем недавно. Да и потом было достаточно мятежей, чтоб не вкладывать оружие в ножны: то сеговийские «коммунерос», то эти «германиас» из Валенсии, да и турки не дремлют. А теперь ещё англичане. И Новый Свет — тоже не самое спокойное местечко… Вы слыхали что-нибудь о Новом Свете?