Дмитрий Скирюк - Кукушка

«Яд и пламя! — кричал он. — Яд и пламя!!! Яд и пла-амя-а!»

Аутодафе… Сожжение живьём… Безумнее, ужаснее картины трудно вообразить! После всех этих дождей дрова были сырые. Холодный ветер относил дым в сторону — осуждённый даже не мог задохнуться и хотя бы этим облегчить свою участь… Смотреть не было сил. Не смотреть — тоже не было сил.

Фриц сжал руку девушки в своей, раненую ладонь пронзила боль.

— Сделай что-нибудь! — прокричал он ей в лицо, для чего ему пришлось приподняться на цыпочки. — Сделай что-нибудь: он же умирает!!!

Ялка не ответила, только слёзы текли из её глаз. Фриц выругался и вдруг ударил её по щеке. Наотмашь, ещё раз и ещё.

— Приди в себя! Вспомни, что сказала кукла! Он на тебя надеялся, а ты… ты…

— А что я?.. — прошептала она. — Меня… уже нет…

Голова её кружилась, ладонь ощущала странный ток — будто по ней струилась сила, что-то колючее, холодное, наполненное клокочущими пузырьками. Ей было страшно. Внутри неё царила пустота, за спиной скалила зубы бездна.

Тем временем Томас протолкался к фургону. Он был помят, разбил свой кувшин, но это не помешало ему буквально по головам забраться в повозку. Он перевалился через бортик, раздавив какую-то корзину, и приподнялся на колени.

— Что нужно делать? — задыхаясь, спросил он.

— Я не знаю! — выдохнул Фридрих. — Как это было в детстве? Я не помню!..

Крик травника не смолкал.

— Мы выросли, — сказал Томас — Всё тогда было п-проще. М-может, раньше нам достаточно было просто п-посмотреть друг на друга, п-прикоснуться, а теперь… У тебя кровь т-течёт. Ты ранен?

— А? Я резал руку! Думал, это поможет. Единение кровей… Не знаю я!

На мгновение Томас задумался.

— М-может сработать, — неуверенно признал он.

И прежде чем кто-то успел сказать хоть слово, он вынул из футляра тонкий перочинный нож, сделал на ладони быстрый короткий надрез и положил её поверх сцепленных рук.

Ялка почувствовала, как что-то вспыхнуло у неё в затылке, за глазами, словно в мыслях открылись невидимые шлюзы. Мощный, ровный, законченный поток магический силы стал единым, отворил врата и хлынул в неё сразу с двух сторон, взаимопроникая, дополняя и закручиваясь вихрями. Забытое ощущение из детства — экстаз пополам со страхом накатил и поволок её с собой, куда-то назад. Она сопротивлялась, но недолго — из глубин сознания пришла усталая простая мысль: сколько раз она отступала, но нельзя же отступать вечно! Рано или поздно нужно сделать этот шаг! Во имя Лиса, — подумала она, — я должна… должна…

Во имя будущего и прошлого. Во имя Лиса.

Она стиснула зубы и мысленно сделала шаг назад, навстречу холодному ветру из бездны, который сквозил ей в спину. Обернуться ей всё-таки не хватило сил. Сознание меркло. Глаза её закатились, и девушка медленно завалилась назад, на бочки и мешки. Последнее, что она запомнила, были широко распахнутые от ужаса и непонимания зелёные глаза малышки Октавии.

Дальше была тьма.

— Держи её, Фридрих!

— Держу!

«Кукушка!»

Непонятное полупрозрачное нечто, а может быть, ничто, окутывало со всех сторон, как кисель. Почему-то Ялка ощущала себя висящей, будто под водой, но напрочь потерявшей ориентировку. Цвет был серый, никакой, хотя в нём тут и там проблёскивали искорки. Голос, позвавший её, тоже был далёким и шёл непонятно откуда. Девушка попробовала двинуться, но почти не ощутила собственного тела. Исчезла тяжесть, исчезла инерция. К тому же к привычным четырём направлениям будто добавились ещё два — вверх и вниз, и Ялка была не уверена, что это всё.

«Кто здесь? — позвала она. — Здесь есть кто-нибудь?»

Хорошо хоть голос остался, и то звучит как чужой… Ей было холодно, но ничего не мёрзло. От неё будто остались только взгляд и голос, а как могут замёрзнуть взгляд и голос? Слух тоже был — ведь услышала она, когда её позвали! И почему здесь нет эха? — задумалась девушка — и словно по волшебству эхо тотчас же возникло: тихие шорохи, посвистывания, щелчки. Ей стало страшно. Она была бы рада убраться из этого жутковатого, какого-то серого места, но не знала, куда двигаться, и как, не знала тоже..

«Кукушка!» — вдруг снова позвал голос, и Ялка ухватилась за него, как античный Тезей за спасительную нить. На миг ей показалось, что она узнала травника. Это мог быть и обман — как просто, так и слуха, но отбросила эту мысль. Слишком много она всего преодолела, чтоб теперь не верить или сомневаться.

«Я здесь! Здесь! Кто ты? Что мне делать?»